Да, нигде в мире невозможно. Но не у нас.
И вот, можно бесценные реликтовые леса сводить на костры. Как можно, оказывается, из более чем двух тысяч ссыльных, загнанных в вагоны на Украине для пополнения парка рабов на Сибирских приисках, довезти до места живыми чуть меньше шестидесяти. Всё можно.
Как видите, с раннего детства — не с младенчества ли самого(?) — приобщалась я ещё и социалистической экономики. И тогда же от геологов и лесников услыхала ещё кой что. Например, что если бы весь лес, сжигаемый «для золота» только у нас, в районе, продать в ту же Америку, или в Австралию, то на вырученную валюту можно было бы приобрести в 60 раз(!) больше металла, что добывается здесь дикими пожогами! Много чего узнала я ещё во младенчестве. Папа был моим Богом. Его слова — откровениями Божества. Его выводы — Божественным номоканоном. Иначе быть не могло! Он же с дедушкой Коленькой всех нас спас на этапе, — значит, Он и есть Спас. Спаситель наш. Бог! И каждое предвидение его непременно осуществлялось. Каждое предположение сбывалось. И если он позволял себе оценивать что либо, расчёт его оказывался математически точным.
Ещё он был Хозяином. И остался им. А захватившие власть швондеры как возникли на час, так и провалились чуть позднее в расстрельные подвалы, в тартарары, — ворами, аферистами и пустобрёхами….
… «Семейные» бараки, — как и телячьи вагоны — «теплушки» этапа, — продувались насквозь. Летом заливались дождями. Зимой забивались снегом. Наши женщины — «кулачки», трудоголики потому, — умели делать любую работу. И как утеплить или изолировать жильё от погодных катаклизмов знали отлично. Им ничего не стоило бы обустроить и утеплить какой–то паршивый барак: засыпать перекрытие и завалинки, законопатить мхом и залить смолою дверные и оконные коробки чтобы было тепло и не нужно было по зимам скалывать со стёкол и у входных дверей толстенные наледи. Но в пять часов утра по зимам, и в четыре летом, женщин поднимали окриками и палками. И, голодных, в сопровождении уже «набравшихся» верхоконных «активистов», угоняли полутора–двух часовыми маршрутами вглубь тайги на верхние — в горах — лесные делянки валить и кряжевать лес. На волокушах перетаскивать его к циркульной пиле. Кроить на трёхметровые поленья. Спускать их по водяному желобу в долину к речке. Плавить. Снова тащить — теперь уже к будущему дражному полигону. И, наконец, строить из него штабеля под пожог.
На все работы — «норма выработки».
Кто и как устанавливал её — тайна. Потому как подлее выдумки этой — «нормы» — ничего не придумать!
Чтобы «давать» её «установлен» был для наших женщин 12–и часовой рабочий день летом и 10–и часовой зимой. Авторы норм или уверенны были, что кулачки вполне способны «дать» их — нормы эти, или сочинили их для того, чтобы выполнить такой объем работ было невозможно. И мы — вальщицы — уже вальщицы! — немедленно попадаем в разряд «преступно не выполняющих план выработки». И как «злостные саботажницы», — автоматом, на законном основании(!), — лишаемся продовольственного пайка! Как после этого нам жить — это уже наша проблема.
Власть на местах не лишена была специфического чувства юмора.
Зимой валить и обрабатывать лес легче: от спорой и непрерывной работы быстро нагреваешься. И стужа отступает. Нужно, «всего–то», не останавливаться ни на минуту!. И тогда ты, даже слабая и голодная, не замёрзнешь. Я это испытывала на себе не одну зиму, когда с 12–и лет, — став «взрослой», — начала выходить на лесосеку — срубать сначала сучки у сваленных стволов, а через два года валить лучком лес. Конечно, чтобы «споро и непрерывно», и «не голодной и слабой», необходимо было что–то утром съесть… То было тоже нашей проблемой.
Зимою — в особенности.
Летом с тем, чтобы «что–то съесть», было много легче. Зато с работою… С работой летом было что–то страшное, пока не привыкли. С самой весны мошка и комар жалили женщин нещадно. Но то было относительно терпимо. А вот когда с июня по середину сентября налетал мокрец! О! Крохотный, с четвертушку булавочной головки, вампир этот набрасывается на вас! Зуд от ожога им невыносим: лицо — лица–то не спрячешь — оно, будто, кислотою или крутым кипятком облито! Но, Боже упаси, провести по лицу рукою! Тогда движением этим раздавливаются слои невидимого невооруженным глазом пирующего гнуса, размазывается кровь, вытянутая из вас же этим прожорливым кровопийцей! И вот тут–то, почуяв открытую кровь, он набрасываются тучами…