А тут на район, тоже неожиданно, «сел» Василий Иванович Зайцев, сын сосланного и умершего здесь, уже при нас, забайкальского казачьего есаула. Да не просто есаула, а есаула из бывшего царского конвоя! Только не последнего, в 1917 году предавшего императора и перекинувшегося к новой власти. А из прежнего, верно ему служившего… Зайцев окончил в Канске геолого–разведочный техникум, и направлен был к нам. Вообще, руководство сменилось во всём крае. И рядом — в Иркутской и Новосибирской областях. Вот это вот сразу почувствовала каторжная Удерея. И с нею вся — из под палки работная — Россия, пережившая Чудовищный большевистский террор 20–х — самого начала 30–х годов. Конечно, сразу почуяла перемены — припоздав только — и вся комиссарская и большевистская плесень, что постельными вшами припеваючи жила на теле народа все эти страшные для России годы, и на которую пал теперь, наконец, долгожданный Гнев Господен!
И вот, у нас праздник! Насовсем вернувшиеся мужчины включили локомобильную электростанцию. Запустили драгу. И, кто хотел, — кому нравилось, — или кто не научился ещё пока мастеровать всерьёз, пошли вместо наших женщин на рубку леса…
Но зачем? Чтобы снова — и до конца жизни — валить и кряжевать лес? Складывать его в те же «экономические» поленницы и сжигать их… «для золота»?! Для того самого, за которое уже обречённая комиссарщина, — не догадываясь, или не веря ещё, что уже приговорена, что уже на конвейере в расстрельные подвалы, — всё ещё, как прежде, в годы захвата власти и Большого Террора, «покупает заграницею для себя и для своих любовниц невиданные в России яства, тряпки и драгоценности»? И пока отгораживается тюрьмами, ссылкой и бессудными казнями россиян от организуемого ею повсеместно повального голода и людоедства?
Про это, ещё совсем маленькой, но уже научившейся понимать читаемое мамой и мною самой, узнала из книг «Среди красных вождей» и «Ленин и его семья (Ульяновы)», написанных бывшим ленинским сподвижником Георгием Александровичем Исецким. Тоже, как и они, дворянином и революционером. И из «Голгофы России» Коровина. Тоже дворянина и большевика. Из замечательных книг, изданных — первые — в Париже 20–х. А последняя — в Берлине 1934 года. И Бог весть как оказавшихся… под маминой подушкою.
Ну, не совсем так… И Его помянула я зря. У мамы оказывались книги из «полевых» библиотек вольных геологов. Я уже говорила — питерских, в основном. Значит, «остро чувствующих» несправедливость из–за, хотя бы, низведения бывшей имперской столицы до «уровня» заштатного областного центра. И «гостеприимства» их в Мотыгино она им не припоминала. Щадила.
Чад их, и их самих, учила она родным своим языкам — французскому, немецкому и латыни… Но даже если бы они платили ей за труд только книгами «на ночь», она была бы счастлива. Книги — вправду — светом были в её окне!
«Магию больших чисел» начала я постигать тоже рано. Однако, взрослея, и привыкая попутно к цифрам, но, ни коим образом, не к продолжавшейся практике непрестанных крестьянских и дворянских потерь, — хотя бы у нас, в районе, — я, естественно, потери «не дворянские» и «не крестьянские» в расчёт не принимала. Не без помощи режима «красных комиссаров» я твёрдо, раз и навсегда, уяснила, что МЫ, — «КУЛАКИ», а значит истинные и классические КРЕСТЬЯНЕ — КОРМИЛЬЦЫ НАРОДА РУССКОГО, и РУССКИЕ ДВОРЯНЕ — ИНТЕЛЛИГЕНТЫ, — являемся «злейшими врагами советского народа»! Это открытие привело меня к догадке, что тогда, — само собою, — и «советский народ есть злейший враг крестьянства и дворянства России!». Злейший враг добиваемых окончательно самых главных и самых важных российских сословий! Тем самым, смертельный враг россиян и потому лично мой враг!
И, когда этого «злейшего моего врага» — «советский народ», — сперва малыми партиями «вредителей и диверсантов», потом колоннами «троцкистов–зиновьевцев», и, наконец, «армиями врагов народа», — начали по подвалам кончать, я возликовала и возблагодарила Господа! Ведь это Он, — Создатель, спасающий и сохраняющий нас, — наказывает смертью наших палачей. Тех, кто ограбил нас. Кто угнал нас невесть куда, убивая по пути. И здесь издевался над нами, жируя десятилетие на нашей крови. Тем боле, что ни в какое сравнение число расстреливаемых теперь, — когда возмездие грянуло, наконец, — не шло — и не могло идти — с количеством до сегодня всё ещё убиваемых этими шакалами русских мужиков, интеллигентов и дворян.