Сажал меня на бурушку
И вывел из младенчества
По пятому годку,
А на седьмой за бурушкой
Сама я в стадо бегала,
Отцу носила завтракать,
Утяточек пасла.
Потом грибы да ягоды,
Потом: «Бери–ка грабельки
Да сено вороши!»
Так к делу приобыкла я…
И добрая работница,
И петь–плясать охотница,
Я смолоду была…»
Это ведь и про меня…
Кроме сена коровам нужен был турнепс. Нам тоже.
Кстати, о турнепсе…
Во времена Веймарской Республики — до Гитлера — немцы жили турнепсом. Как жили — о том поминать не к ночи. Но кроме этого замечательного кормового корнеплода не было у них еды. Из него суп с луком. Из него «каша» с газонной травкою. Из него «котлеты» с корою. Даже кисели с сахарином. За неимением «гербовой»… ели. И помирали себе. В 1918 году победители определили их «в зачинщики Первой мировой». Записали «в побеждённые». И успешно истребляли голодом. Плох был Гитлер, хорош ли — судить не мне. Но, возглавив в разгар мора и глада разорённую войной и Версалем страну, немцев он не зорил. Не мордовал. Голодомора и каннибализма, как Сталин на Украине и в Поволжьи, не организовывал. Крестьянина своего — не то, что кулачить и ссылать — возвеличил. Дал народу работу, а значит, достаток. А тем, кто нуждался — благотворительные столовые по всей Германии. В 1938 году, в Хоэншенхаузене на северо–востоке Берлина, построил он и открыл первую из серии новых, самых современных и больших в тогдашней Европе, «Кухню национал–социалистического благотворительного Союза». И до февраля 1945 года в бесчисленных столовых её бесплатно и сытно кормил малоимущих граждан! (Воюющей на два фронта страны. Не имеющей ресурсов, Полностью и до основания — в щебень — разрушенной англо–американскими бомбёжками. В. Д.).
Почему вспомнила об этой замечательной кухне? Да потому, что в том же 1945–м советские оккупационные власти устроили в «фашистско–поварском комплексе» лагерь («№ 3» для перемещённых лиц, В. Д.). Без кормёжки только. На другой год тюрьму (Центральную следственную, НКВД, В. Д.). А потом (на 35 лет, В. Д.) передали её госбезопасности. И берлинский Хоэншенхаузен — при Гитлере символ благотворительности — превратили при Брежневе в Центром работорговли! (За 26 лет — с 1963 года — правительство ФРГ выкупило у ГДР за 3,4 миллиарда западных марок 31775 политзаключённых! В. Д.).
Вот так вот оканчивалось каждое начинание большевиков: тюрьмами обязательно, заложниками, шантажом, непременно массовыми убийствами и, — что уж там стесняться в своём отечестве, — «счастливыми» продажами–выкупами. И, обязательно, голодом!
Голодом должно было им доконать и нас. Но мы с Алей — две рабочие лошадки, сменяя старших, ночами корчуем тайгу. Рыхлим — и тем оттаиваем — мёрзлый грунт вглубь, сантиметров на тридцать. Пашем, впрягшись в почти что игрушечный плужок, смастерённый дядей Володей. Дядя Володя умеет всё. Плотничать и столярничать, как папа. Слесарить. Работать на всех станках. Ремонтировать всё — от локомобилей в котельной, до любого оружия в Спец связи и любых часов. Он и смастерил нам плужок с колёсиками. И мы с Алей пашем вдвоём. Бороним тоже дядей Володей сделанной маленькой бороной. Удобряем навозом, и тем утепляем одновременно, наш огород. Нас же приучили, что земля — она не грязь! И навоз — никакое он не дерьмо, а великая жизненная сила!… И сажаем ростки овощей. И устраиваем в луночках семена их…
А потом, погодя немного, когда всё посаженное взойдёт — мотыжим наши полоски. Окучиваем. Окапываем всходы. Поливаем их. И, однажды осенью, — у нас это — вторая половина августа, — когда на Юг потянутся с Севера бесконечные гусиные стаи, — значит, быть вот–вот большому снегу!, — мы с наших огородиков снимаем урожай.
Мне жаль искренне тех, кто этого счастья не испытал… Да, конечно, я и огородницей росла. Но ведь и скотницей тоже — телятницей, свинаркой, птичницей, конечно. Я пахала на себе. И дрова, и воду на себе возила. Хотя хлюздей, — на которых — считается — «воду возят», — не была сроду никогда!
Всего не перечислить, что я своими руками переделала — «девочка из Северных лесов». Руки мои о том кое что могут рассказать. Меж тем, небожители, портретами которых во второй половине ХХ века украшены были обложки американских и британских журналов, принимали меня той, кем была от рождения! И вот эти вот руки мои — «после навоза» — целовали. Они–то –люди читающие, главное, дочитывающие всё до конца и потому хорошо обученные — они знали, что библейский Иезекииль питался коровьим помётом, а Иов — тот даже погрёб себя в навозной яме! И вот они куда меня посадить не знали — было и такое. И не забывали никогда потом позвонить, а то и поздравить…