Монолог Сперматозоида

Когда я говорю о любви мужчины и женщины, я всегда утверждаю, что любят не умом, любят сердцем, поэтому любовь не имеет рационального объяснения. Любовь не анализируют, любовью живут. Точно так же я воспринимаю поэзию: не умом, а сердцем. Я поэзию не анализирую, я в ней живу. Потому что стихи великих поэтов состоят не только из неповторимых слов и строк, ритмов и рифм, но еще и из некоего таинственного ВОЗДУХА ПОЭЗИИ, который у них, у великих, обязательно имеется МЕЖДУ СТРОК – и из всего этого возникает магнитное поле такой неистовой силы, что оно неотвратимо затягивает вас. Вот это и есть великая поэзия! —

И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.

Это знаменитая «Незнакомка» A. Блока. Как рассказать, о чем эти стихи? Чистота чувств и грязь кабака? Любовь и печаль, надежда и тоска? Но еще есть нечто вне текста, вот этот самый «воздух поэзии»… Женщина, которая дышит туманами (заметьте: не туманом, а туманами), женщина, у которой под вуалью не «огромные голубые глаза» или, там, «сияющая улыбка», а «очарованная даль»… Это написано для сердца читателя, а не для ума! Да и поэту такие строки невозможно сочинить «от ума», чтобы написать такие строки, руку поэта должен направлять Бог!

Вообще, поэзия приходила ко мне неожиданными путями. Мой папа в Донецке (он был архитектором) вместе работал и тесно дружил с коллегой-архитектором Аликом Левитанским. Позже Левитанские переехали в Москву, а я, когда бывал там, всегда останавливался в их квартире на Соколе. Именно там в 1970-м году дядя Алик похвастался мне книжкой стихов «Кинематограф» своего брата Юры, и именно тогда я навсегда влюбился в блистательную поэзию Ю. Левитанского (которого полагаю выдающимся русским поэтом и его ставлю в один ряд с Нобелевскими лауреатами Б. Пастернаком и И. Бродским):

Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или Пророку —
каждый выбирает для себя.
Каждый выбирает по себе
слово для любви и для молитвы.
Шпагу для дуэли, меч для битвы
каждый выбирает по себе.
Каждый выбирает по себе
щит и латы, посох и заплаты.
Меру окончательной расплаты
каждый выбирает по себе.

Да, можно считать, что Ю. Левитанский продолжил и развил здесь мысли Б. Пастернака о призвании художника:

Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.
Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.

Интересно также, как Ю. Левитанский продолжает традиции великого Шекспира («Как вам это понравится»):

«Мир – театр;
В нем женщины, мужчины, все – актеры;
У каждого есть вход и выход свой,
И человек, один и тот же, роли
Различные играет в пьесе…»

А вот Ю. Левитанский («Кинематограф», отрывок):

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной…
Ах, механик, ради Бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
Заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазёр
этот равно гениальный и безумный режиссёр?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.

Т.е. Левитанский, вслед за Шекспиром, говорит нам: в реальном мире вообще нет зрительного зала, все места – только на сцене (или на съемочной площадке). Если с твоей ролью что-то не так – исправляй текст и мизансцены по ходу спектакля (фильма), т. к. спектакль (кинофильм) этот идет (для тебя и с твоим участием!) только один раз.