Сегодня унисекс стал массовой (то есть не знаковой, ни о чем не говорящей) модой. Не стоит искать здесь некий мировой феминистический заговор, ставящий целью ниспровержение патриархальный ценностей. Размывание женской роли в современном мире есть не сознательный злой умысел женщин, но скорее их вынужденное подчинение требованиям времени. Эпоха просвещения привела к очередному перераспределению материальных благ, в результате чего мужчина утратил способность в одиночку обеспечивать свою семью, перестал быть ее единственным кормильцем. Эмансипация, как ни горько это звучит, началась не с борьбы женщин за мужские права, а с возложения на них мужских обязанностей.
Проблема курения тоже достаточно глубока. Мужчина социально является носителем агрессии и в героические периоды своей жизни активно применяет ее. Но в межгероические периоды он порой не может обуздать невостребованную агрессию, и вынужден временно обращать ее против себя — как того и требуют законы развития влечений. Курение, пьянство, различные изнуряющие страсти — типичные примеры обращенной против себя мужской агрессии. Принимая на грудь чистый спирт, мы любим вспоминать нашу гордую поговорку: «Что русскому хорошо, то немцу смерть». При этом под «немцем» мы понимаем человека без аутоагрессивных позывов, занятого исключительно заботой о сохранении и укреплении физического здоровья. Понятно, что подобных «немцев» в природе не существует; это не более чем плод национального воображения. Но когда девушка начинает курить, пить и материться, она тем самым демонстрирует наличие у себя аутоагрессии (что означает: требуемое обществом вытеснение не произошло в должной мере). А мы знаем, что аутоагрессия подобна нарциссическому либидо в период болезни — в данный момент она привязана к Эго, но по сути это свободная несвязанная энергия, которая в любой момент может быть катектирована на объекты внешнего мира (в том числе, и на любого из нас). Таким образом, демонстрируя аутоагрессию, девушка тем самым манифестирует и свою готовность к прямой агрессии, к типично мужским паттернам поведения. А следовательно — неспособность (или неполную способность) к женским паттернам, к выполнению своей женской роли. Именно этого и не могут простить мужчины «вульгарным» женщинам. А от посещения выборов женственности не убудет.
Матерящаяся девушка проясняет эту ситуацию еще больше. Стоит лишь вслушаться в ее речь, перестать воспринимать выражения как эмоциональные связки слов, не несущие собственного смысла. Смысл всегда есть — да еще какой! Терминология матерщины — это по большей части или декларация своей фалличности, или манифестация желания и возможности проведения полового акта — причем, всегда в активной (мужской) роли. Естественным образом или в извращенной форме (в рот, в анус), с собеседником или с его родственниками, в прошлом (констатация) или в будущем (угроза) — акт остается актом. И позиция матерящейся девушки в этом акте — всегда активная, мужская. Естественно, у мужчин такая собеседница вызывает резкое неприятие.
В закрытом мужском коллективе (таком, например, как армия) мат практически полностью обессмысливается; он отражает в лучшем случае лишь эмоциональное состояние матерящегося. Ближайшая аналогия здесь — окончания русских глаголов, которые не имеют самостоятельного значения, но указывают на род, число и время (этого глагола). В английском время обычно задается отдельным словом — модальным глаголом, идущим в связке с инфинитивом. Подобным же образом и мат подчеркивает принадлежность говорящего к мужскому роду, причем в активном (креативном) возрасте. В армии, сугубо мужской среде, это подчеркивание теряет смысл. Но в девичьих устах именно несоответствие коробит, и первичный смысл мата тут же напоминает о себе158.