Каждый выбор имеет и обратную, не всегда учитываемую сторону. Недавно в арабском мире был интересный судебный процесс — женщина требовала развод. Дошли европейские веяния и до Востока. Судья предложил компромиссное решение: верни заплаченный за тебя калым — и ты свободна. Нельзя выходить замуж по-мусульмански, а разводиться по-европейски. Чем больше обретаешь свободы, тем больше ответственности принимаешь на себя. Нельзя получить одно без другого.
Свободный выбор есть святое право каждого человека, независимо от пола, хотя, как мы говорили, выбор женщины намного сложнее. Женщина, действительно выбравшая мужской тип жизни, достойна не меньшего уважения, чем женщина традиционной ориентации. Но в результате такого выбора и требования к ней становятся мужскими — по самому высшему счету. А именно этого и не выносит подавляющее большинство феминисток. Свободы они хотят полной — на всю мужскую катушку, а в ответственности — скидок на женственность, на слабость женской природы. Похоже, в реальной жизни бытовой феминизм — не четкий выбор мужского типа, но всего лишь трусливое уклонение от прямого и окончательного выбора, отказ от обретения женской идентификации в рамках возрастной инициации, застарелая хроническая девственность (в мифическом смысле).
Феминистки хотят представить эмансипацию частью глобального процесса освобождения человека. Этот механизм был запущен, когда граждане первых республик получили избирательное право и гарантии личных свобод. Первоначально гражданство предполагало наличие определенных цензов — национальных, имущественных, религиозных. Но постепенно ограничения снимались, и полноправное гражданство получили инородцы, иноверцы и прочие бывшие изгои — в том числе и женщины. В наше время это движение логически завершается борьбой сексменьшинств за свои права — в частности, за право юридически оформить однополую семью и усыновить или удочерить ребенка. Который по малолетству за свои права бороться пока не может. Таким образом, по мнению феминисток, эмансипация является одной из неотъемлемых частей прогрессивного развития демократии — а не симптомом загнивающего общества, как утверждал безумный Ницше. Но Ницше вовсе не считал эмансипацию единственным симптомом декадентства. В разлагающемся обществе, писал он, наряду с усилением эмансипации всегда развивается и неуважение к старикам. И действительно, положение наших пенсионеров наглядно показывает, частью каких именно процессов является нынешний феминизм.
Глубинные корни феминизма питаются застарелой женской обидой, тем мерзким «самоотравлением души», которое Ницше назвал французским термином ressentiment. Рессентимент есть определенная психическая установка, приобретаемая человеком (группой) в результате долгого (хронического) подавления «низменных» страстей (злобной зависти, ненависти, жажды мести). Подавление обусловлено запретом на удовлетворение (и даже проявление) подобных чувств, а запрет — осознанием полнейшего собственного бессилия, своей неспособности отомстить, заполучить предмет зависти или отреагировать каким-то иным образом. В результате извращается вся система моральных ценностей (так говорил Заратустра: слабость они называют заслугой, бессилие — добротой, трусливую подлость — смирением, подчинение ненавидимым — послушанием, неспособность отомстить за себя — прощением). Главным источником рессентимента являются, разумеется, не прямые обиды, злонамеренно нанесенные недоступными для мести «сильными мира сего». Бессильная зависть вырастает из постоянного сравнивания себя с другими, в бесплодных мечтах о невозможном уравнивании. Любое «проявление себя» сильного человека может восприниматься как личное оскорбление теми, кто заражен ядом рессентимента. И тогда: здоровый человек уже одним фактом своего существования оскорбляет калеку, сильный — слабого, умный — глупого, красивый — уродливого, талантливый — бездарного. Богатый оскорбляет бедного своим богатством и независимостью, а назойливая реклама постоянно поощряет эту черную завистливость, выросшую на благодатной почве лени и нежелания менять образ жизни. Коммунисты могут расслабиться — их учение воистину нетленно. Шариковская идея «отнять все и разделить поровну» действительно неискоренима.