ормам, давно ставшие составной частью трупа человеческой реальности, кардинально деформируется. Другими словами, глубинный импульс творческого начала, вырываясь на поверхность, в человеческое пространство, начинает создавать лишь новые формы в старых фундаментальных методах искусства. Это уникальные и оригинальные замыслы, возникающие в глубине души художника, но как только они производятся на свет, они сразу же становятся пазлом в этой многосложной реальности человеческого бытия. И хуже того пазлом, чаще всего периферийным, отвлеченным, вторичным, от подлинных и оригинальных отражений Бытия, приводящих к еще большему обессмысливанию за счет разрушения классических форм. Такая судьба ждала все направления искусства возникшие, как вызов старым стилям в эпоху позднего модерна (импрессионизм, сюрреализм, авангардизм, дадаизм и т.д.) Если мы посмотрим, каким же было искусство в период прорыва и рассвета творческого акта Духа, то мы увидим, что там практически все виды искусства отсутствуют, за исключение литературного, присутствующего в единственном его варианте, поэтическом. Мы посмотрим на архитектуру и видим полное отсутствие, каких либо принципиальных форм архитектуры и стилей в строительстве священных зданий, или правительственных или частных домов. Полное отсутствие декораций, украшающие с начала упадка все священные центры и дворцы правителей, орнаментами, изображениями, исполненных росписями или же рельефов, барельефов или скульптур. Правда в период жизни и деятельности пророков не было еще разделение на духовное и государственное, светское, поэтому священное и правительственное представляло собой единственное целое и поэтому являлось одним зданием. Возможно, кто, то может возразить здесь, ведь при жизни пророки и герои были гонимы или в лучшем случае переживали сложный путь борьбы и утверждения власти личной или же власти Слова Всевышнего, проводником которого они являлись. И по этой самой причине они не могли позволить себе такую роскошь, как занятие и развитие искусства. Здесь можно согласиться, но не до конца, надо учесть, что пророки и герои, вообще не ставили себе такого рода задачи, как развитие искусств, и как не занимались искусством так и не поощряли своих последователей в этом, потому, что в нем видели фактор, отвлекающий от решения основных задач. Они лишь могли допустить присутствие старых безобидных форм искусства и то, в качестве незначительного не имеющего ни какой важности предмета. Но в истории достаточно примеров победивших пророков, приобретших не только духовную, но и политическую власть, ставшие, мейнстримом мировой истории, царями и господами над народами земли. Это и Адам и Идрис, Давид и Мухаммад (а.с). Конечно, трудно установить, как выглядели сооружения царей пророков, далеких эпох на заре истории, их храмы и их жилища, как и трудно проследить за их методом выражения мыслей и чувств. Но вот период последнего царя пророка Мухаммада( с.а.с.), имеет незначительный от нашего времени промежуток в истории и этот период хорошо зафиксирован со всеми подробностями, в множестве исторических документальных преданиях, дошедших до нас. Исходя из этих преданий, мы видим, что первое официальное здание, где совершались все ритуальные практики и принимались все политические, социальные и экономические решения, состояло первоначально из деревянных столбов в качестве основания, и пальмовых листьев которые играли роль крыши. Со временем, еще при жизни пророка, это здание по прямоугольному периметру было обложено кирпичем, для прочности и долговечности. На этом был исчерпан весь архитектурный замысел, здесь мы видим абсолютную простоту, ни какой ориентировки на красоту, эстетику и декорации, ни каких архитектурных стилей. Здание условно, оно формальность, его функция это место сборки людей для определенных целей, большей роли здание не играло. Каждый из приходящих в это здание, нес в своем сердце и душе великую задачу, грандиозный посыл, каждый был своего рода творцом новой реальности. Это было чистого рода торжество субъекта над объектом. Объективные формы, что так владеют умами и сердцами отчужденных от своей субъективности людей, не имеют ни какой силы и власти, над теми, кто погружен в свое аутентичное субъективное начало, это те, кто непрестанно пребывают в общении со своим Творцом, с Его Мыслью, через субъективное мышление. Отсутствие внешнего раздражающего психику фактора, которым так насыщенно все религиозное искусство, в периоды упадка веры, всего, что способно отвлечь душу и сознание, как художественная насыщенность в архитектуре, в декоративном прикладном искусстве, в музыке, которая вообще была лишь порицаемым пережитком прошлого во времена пророка. Это потому, что музыка это принципиальный враг слова. Музыка это проявления Бытия в его тонком и высоком виде, а значит и приближенней к истинной и чистой манифестации Бытия. Слово же, это Мысль Всевышнего открытое человеку и дарованное знание, это знание из этой Мысли, которое и проявляет себя в форме Слова. Бытие непримиримый враг ниспосланного Откровения Святого Духа, и чем ближе к оси Бытия, чем чище инвальтация его, тем враждебней оно к тому, что не от Бытия, тому, что нарушает его гармоничный порядок. Поэтому музыка является врагом Слова. Только лишь формам искусства связанных со словом было дано исключение, конечно с большими поправками в старых тематических сюжетах, но взамен получившее мощный приток новых лингвистических оборотов, обогащение словом и насыщенность смысловой нагрузкой. Таким видом литературного искусства на Ближнем Востоке в 7 веке была поэзия. Искусство выражающее себя в слове, под различными видами сохранялось и воссоздавалось в эпоху пророков, только в таком виде, где за основу выступал сюжет и смысл, а внешняя эстетическая составляющая в форме сложившихся стилей и оборотов в поэзии выступала второстепенным прилагающимся к смыслу. Но не в коем случае не в ущерб смыслу или сюжету, по техники поэтических приемов с изменением слова или подменной одного необходимого и точного, но не столь звучного, на более созвучное и рифмованное, но в ущерб смыслу. Такого рода приемы использовались практически всеми поэтами прошлого. Поэтому о них сказал Ницше : « Что поэты слишком много лгут».