Главный инквизитор Вильгельм Арнальди зачитал обвинение:
— Рауль де Брюи обвиняется по статье второй.[25] Его действия заставляют сомневаться в истинности его веры. Он обвиняется в том, что необдуманно говорил о предметах религии, что присутствовал при обрядах еретиков, известных как катары. Более того, свидетели показывают, что вышеупомянутый Рауль де Брюи присутствовал при проповеди катаров, внимал их крамольным речам, а также склонял колена для благословения перед еретиком Бертраном Мартеном, этим главарём отступников и слугой Сатаны. Ко всем этим прегрешениям добавляется ещё укрывательство и защита еретиков.
Далее Арнальди зачитал свидетельские показания, при этом не называя имён доносителей.[26]
— Вы признаёте себя виновным, Рауль де Брюи?
— Нет.
Лицо Арнальди было непроницаемо. Казалось, он и не ждал другого ответа.
— Вы признаёте, что имели общение с еретиком Бертраном Мартеном?
— Нет.
— Но свидетели показывают на это.
— Они лгут.
Рауль в упор смотрел на Арнальди. В глазах обвиняемого читалось только одно: презрение. Какой смысл отвечать на вопросы, когда заведомо известен результат? Что бы он ни сказал, вердикт будет один — виновен.
Они встретились взглядами, и каждый из них знал, о чём думает другой. И каждый играл свою роль.
Арнальди выдержал паузу. Он был абсолютно спокоен, допросы вёл не первый раз. Почти никто не признавался сразу. К тому же по двадцать шестому канону нарбоннского собора допрос был вовсе не обязателен, для обвинения хватало и свидетельских показаний. А их было достаточно. Если надо, к делу можно привлечь даже еретика. Вот, например, вчера один еретик, не выдержав пыток, признался во всех мыслимых и немыслимых грехах. Арнальди допрашивал его лично после процедуры «умаления членов» (так назывались пытки), и тот давал такие показания, что даже сам инквизитор удивился. Еретик этот и с дьяволом общался, и кресты с соборов сбрасывал, и тайно ночью ворожил с ведьмами, и пил кровь новорождённых младенцев. Ко всему прочему, он признался, что церковь Магдалины, что в Безьере, которую более тридцати лет назад в порыве безумия подожгли крестоносцы (там прятались от Христова воинства несколько тысяч человек мирного населения), оказывается, поджёг он, да и город Безьер пылал тоже от его руки. Все свидетельства несчастного тщательно записывались, но, к сожалению, поджог вменить ему в вину было невозможно, так как обвиняемый был от роду лет двадцати восьми, и выходило, что в то время, когда крестоносцы устроили резню в Безьере, он ещё не родился. Так или иначе, даже этот обезумевший еретик был полезен следствию. После таких признаний заставить его свидетельствовать против Рауля де Брюи ничего не стоило.
С еретиками был вообще разговор короткий. У них не было никаких прав. Согласно папским буллам, они никогда не могли свидетельствовать ни против католика, ни за еретика, но всегда могли показывать против своих друзей по несчастью. Родственники обвиняемого, включая прислугу, не имели права вступиться за него, но всегда могли показать против. Так что исход дела был очевиден. И об этом знали и Арнальди, и Рауль.
И всё же инквизитор, чтобы соблюсти правила, приступил к допросу.[27] Он задавал обычные вопросы, которые варьировались лишь по качеству обвинения. Этим он искусно испытывал подсудимого в вере. В идеале нужно было заставить обвиняемого сбиваться и противоречить самому себе.
Арнальди хорошо знал повадки еретиков. Тот, кто вступил в катарскую церковь, никогда не отрекался от своих убеждений, даже под угрозой костра, к тому же катары были так изворотливы, что сами могли запутать следствие, давая туманные ответы на ясно поставленные вопросы относительно их веры.
— Итак, утверждали ли вы, Рауль де Брюи, что истинной является другая вера, кроме той, которую объявляет Римская церковь?
— Истинна та вера, которую исповедует Римская церковь.
— Возможно, некоторые члены вашей секты живут в Риме. И это вы называете Римской церковью. Допускаю, что вы частично верите в то, что проповедуют католические прелаты. Однако это не мешает вам быть еретиком, поскольку в других отношениях ваша и моя церковь расходятся.
25
Подсудимые обвинялись судом трибунала по одной из шести статей. Статья первая — еретики в прямом смысле; статья вторая — подозрительные или сильно подозрительные; статья третья — соумышленники, к которым причислялись укрыватели и защитники ереси; статья четвёртая — раскольники, признававшие католическую догму, но отрицавшие главенство папы; статья пятая — отлучённые, побывавшие под отлучением больше года и не успевшие получить отпущение за это время; статья шестая — неверные, то есть евреи и мавры, подстрекающие католиков к совращению в свою веру словами или письмами.
27
Первая инквизиция, учреждённая над альбигойцами, старалась на допросах соблюсти видимость правосудия, в отличие от поздней испанской инквизиции, где почти всё следствие проводили в пыточной камере. Ранняя инквизиция по возможности воздействовала не на тело, а на дух подсудимого, применяя пытки в самом крайнем случае, рассчитывая более на свою ловкость и красноречие, правда, в ход шли и обман, и лукавство. Инквизитор, задавая «хитрые» вопросы, выводил еретика на чистую воду. Пытки применяли только тогда, когда еретик долго упорствовал, а вина его была неоспорима. Приведённый ниже допрос составлен по реальным документам того времени. За основу взяты материалы следствия тулузского инквизитора Бернарда Ги.