Майор Хельмут Катценгрубер свидетельствует: «Как местные власти, отвечающие за городскую застройку, мы были обязаны выдавать лицензии на подобные проекты. Но мы и понятия не имели о дополнительных комнатах».
Власти одобрили внешние комнаты, которые Фритцль использовал как подсобные помещения: мастерскую, комнату для инструментов, два хранилища, помещение для хранения дров, с помощью которых дом отапливался в зимний период, а также два помещения для запчастей и всякой всячины. Незамеченными для бюрократов остались части старого, сырого и полуобвалившегося изначального подвала — тайного помещения, в недрах которого и зародился генеральный план Фритцля. Используя свои навыки электрика и строителя, он терпеливо работал над ним.
Соседка Данильчук видела, как Фритцль сооружает свои катакомбы; эти воспоминания ей теперь не вытравить из своей памяти. Конечно, ей и в голову не приходило, какова конечная цель строительства.
Хотя разрешение на постройку бункера было предоставлено лишь в 1983 году, многие предполагают, что Фритцль начал нелегальные работы раньше; он просто не мог переместить столько грунта и закончить всю работу за двенадцать месяцев. Позже он оснастился техникой, приобретая необходимые ему инструменты на дальних строительных складах. Он предпочитал сталь высокой закалки и бетон, покупая его со скидкой в строительной фирме, на которую когда-то работал.
В потайную камеру было два доступа: через дверь на петлях, которая весила пятьсот килограммов и со временем вышла из строя из-за своей тяжести, и через металлическую дверь, укрепленную бетоном и стальными прокладками, которая весила триста килограммов и была размером метр в высоту и шестьдесят сантиметров в ширину. Она была прикрыта стеллажом в подвальной мастерской Фритцля, снабжена электронным замком, код которого был известен только ему самому, и открывалась с помощью дистанционного устройства. Чтобы попасть в камеру, надо было преодолеть восемь дверей, изготовленных на заказ. Пять были снабжены сложной запорной системой, для которой подходил только специальный цилиндрический ключ; на двух стоял замок с электронным кодом. Третьи, и последние, врата в царство тьмы тоже нуждались в электронном коде, но эту дверь Фритцль установил, только когда в камере появилась обитательница.
Бункер идеально отвечал нацистскому образу мыслей Йозефа Фритцля. Режим, которым он так восхищался и который оказал на него такое влияние, был сам помешан на подземных лазейках, потайных комнатах, лабиринте подземных катакомб.
Венский психотерапевт Курт Клетцер полагает, что мальчишеское преклонение Фритцля перед нацизмом не проходило у него на протяжении всей жизни и он мог использовать его как оправдание своих поступков. «Реальность представляется Йозефу Фритцлю иной, чем нам. Он старается отстоять точку зрения, суть которой в том, что он родился в самые ужасные времена. Но из руин Второй мировой войны вышли такие люди, как Вилли Брандт и молодой Герхард Шредер, доктора, философы, поэты, работники приютов для бедных детей и обладатели Нобелевской премии. Обвинять свое время — это выход человека, который отказывается взять на себя ответственность за свои поступки. Фритцль соединяет в себе извращенную похоть с невероятно гибким криминальным умом. Не думаю, что он душевнобольной. Уверен, что он просто очень плохой человек…
Следует решительно выступить против защиты, которая пытается представить его невменяемым, поскольку очевидно, что злодейство было обдумано и спланировано заранее. Бывшие коллеги по работе называют Фритцля „пограничным гением“. На мой взгляд, гений в данном случае — криминальный».
В 1983 году, когда ей исполнилось семнадцать, Элизабет уехала за триста километров от дома в Тирольское местечко Ангат, поскольку того требовала ее работа ученицы официантки. Ее подруга и бывшая сослуживица Хайди Штокер вспоминает:
«Она полностью пользовалась временем, которое предоставляла ей жизнь в Тироле. Она была одной из самых неистовых посетительниц вечеринок, которую я когда-либо встречала. По вечерам она выскальзывала из окна нашего дортуара, чтобы встречаться с мальчиками, а затем всю ночь напролет пила, танцевала — словом, веселилась от души. Возвращалась она только под утро, и вот тут-то начинался сущий ад, потому что идти на работу она была совершенно не в состоянии.