Говоря о неудовлетворенности, я подразумеваю самые разные вещи: чувство отчужденности от своих сверстников, у которых были отцы; чувство импотенции, поскольку мать отвергала его поклонение; извращенное представление о хорошем поведении. Люди, подобные Фритцлю, вступающие в жизнь как жертвы, со строгой матерью, без отца, извечно задаются вопросом: „Почему я?“ Они испытывают извращенное удовольствие, рассматривая себя как жертву, а все мы знаем, как часто жертва впоследствии становится преступником.
По мере взросления он испытывал необходимость очистить свое сердце от ненависти, но никогда не мог полностью открыть клапан. Вместо того чтобы найти выход, он подыскивал обоснования своему поведению, что и сделало его тем, кем он стал, — насильником, склонным к неоднократным домогательствам на сексуальной почве».
Всего несколькими годами позже Йозеф Фритцль «попал на заметку полиции» — выражение, которое вряд ли способно адекватно описать человека, совершившего впоследствии череду сексуальных домогательств и жестокостей, сломавших судьбы по крайней мере двух молодых женщин.
2
Зло внутри
Мужнина ночами напролет следил за одним домом. Иногда проходя мимо, иногда проезжая на велосипеде. Он подмечал, когда муж уходит на работу, когда включается и выключается свет, и соответственно этому выстраивал свою стратегию. Все всегда должно происходить по плану — таков уж был Фритцль. Ночь, которую он выбрал для нападения, стояла чудесная — луна низко висела над горизонтом, задувал легкий ветерок, небо было ясное. Он чувствовал нож в кармане— антисептически чистое, прохладное лезвие. Он испытывал обычные позывы, чью звериную природу нельзя отрицать. О, уж с этой-то он наиграется всласть. Украдкой перейдя улицу, он подошел к окну, с силой толкнул его и через несколько секунд уже был внутри. Бесшумно пробрался к спальне и, ворвавшись, застал ее юную хозяйку в неглиже, вытащил нож и взял то, что, как он полагал, причитается ему по праву.
Фритцль устроился на работу в двадцать один год, получив место в сталелитейной компании «Фештальпин» в Линце. Шел 1956 год, и Австрия, как и Германия, не могла быстро производить материалы, необходимые для восстановления разрушенных городов, пошатнувшейся за время войны экономики. Работы хватало повсюду: результат того, что многие погибли в сражениях, попали в плен или попросту были уволены. На новом рабочем месте Фритцлю нравилось мужское товарищество, он наслаждался, чувствуя себя мужчиной среди мужчин, усиленно работал со сложной электронной аппаратурой сталепрокатных станов и, как обычно, спешил по вечерам домой, чтобы припасть к материнскому лону.
И вот в следующем году, когда ему исполнилось двадцать два, он встретил Розмари. Ей было семнадцать, и она была идеальной женой для подрастающего монстра. Она беспрекословно исполняла все, что ей говорят, умела стряпать, держала дом в чистоте, была немногословна, и, перефразируя старую пословицу, можно сказать, что, когда Фритцлю требовалось ее мнение, он просто уведомлял ее о своем. Как сказала лучшая бывшая подруга Розмари Эльфрида Херер в интервью для этой книги: «Он смотрел на нее, как крестьянин смотрит на призовую корову: она могла дать ему все, чего бы он ни пожелал — а именно, большую семью, — а он требовал, чтобы она уважала его потребность в раболепном отношении. Мне никогда не совместить образы двух Розмари: такой, какой она была без него — заботливой и любящей хохотушкой, и потерянной, сломленной и молчаливой, когда они, впрочем нечасто, оставались вместе. В то время, когда мы повстречались, она была полностью у него под каблуком, но, думается мне, это произошло с первой же их встречи. Даже ее родители, которых, насколько мне известно, она любила, не любили его, хотя я и не знаю почему, но какая разница. Он полностью контролировал каждое ее движение».
Поначалу родители Розмари налюбоваться не могли на эту пару — ровню во всех отношениях. Они радовались, когда Фритцль останавливался у них дома в Линце: он работал на «Фест», находившийся чуть подальше, и они всегда тепло встречали его. Сразу после свадьбы Розмари держалась робко, благоговея и трепеща перед красивым, рослым, мускулистым парнем; только позднее она начала бояться его, как боялись Фритцля люди его круга. Родившись 23 сентября 1939 года в Линце, Розмари была воспитана как типичная девушка своего времени, чьи амбиции не простирались дальше трех «К» женского австрийского общества: Kinder, Küche, Kirche — дети, кухня, церковь. Она окончила курсы помощника повара, что давало ей возможность устроиться на работу в одну из городских пивных или ресторанов, но она не строила никаких прожектов, не чувствовала себя уверенной и не желала иметь собственных взглядов. «Йозеф был для нее всем, — сказала Эльфрида. — Как только он появился в ее жизни, она почувствовала себя осужденной на вечную гауптвахту».
Они встретились зимой на танцах в Линце и к лету уже поженились. Он обещал ей, что будет богат, что у него уже есть дом, что он будет хорошим добытчиком и верным мужем. Так с самого начала он стал лгать, и ложь эта продолжалась пятьдесят два мучительных года.
Подобно нацистам, которыми он так восхищался и которые заставляли своих подданных чувствовать себя лучше, думая о тех, кто хуже их — в данном случае, о евреях; Фритцль поддерживал горделивое чувство собственного «я» тем, что в первые же месяцы подавил Розмари. Она вечно была у него ленивой, неряхой, стала толстеть, не следила за собой. Сестра Розмари, Кристина, сказала, что этим оскорблениям не было конца и все они были направлены на то, чтобы доказать его превосходство. Розмари была классическим случаем без вины виноватой — она страдала так же молча, как молча позднее будет страдать ее дочь, как страдали тем или иным образом все се дети.
Три года спустя умерла женщина, занимавшая в его жизни главное место. Мария Неннинг скончалась в 1959 году. Приятели тех дней рассказывают, что смерть матери настолько «проняла» Фритцля, что он целый месяц не снимал черную траурную повязку. Несмотря на то что он был женат, его сердце по-прежнему принадлежало матери. Интересно отметить, что в тот год полиция Линца впервые заметила его эксгибиционистские наклонности.
Для докторов, пытающихся составить части головоломки жизни Йозефа Фритцля, представляется загадкой, почему он хотел иметь большую семью. Это была редкая разновидность нарциссизма — всеобъемлющая и неутомимая потребность удовлетворять прежде всего собственные нужды. Семья означала ответственность и расходы, требовала времени и сил. И все же идеал многочисленного потомства являлся составной частью генерального плана Фритцля; он рос единственным ребенком, и это стало его мечтой. И Розмари не разочаровала его в этом отношении, родив семерых детей: в 1957 году Ульрику, в 1960-м Розмари, в 1963-м Харальда, в 1966-м — Элизабет, в 1971-м — близнецов Габриэля и Йозефа и Дорис — в 1972-м.
«Розмари была худенькой и стройной, когда они познакомились, а в браке очень скоро нарожала ему кучу детей, — вспоминает соседка Фритцля фрау Данильчук. — Она не была красавицей, но достаточно симпатичной; тип женщины, как мне кажется, которых желают в жены своим сыновьям все матери, хотя госпожа Неннинг, скорее всего, была бы недовольна».
Ведущие полицейские специалисты признают, что существуют четыре типа насильников: насильники, стремящиеся утвердить свою силу, насильники-мстители, насильники, желающие навязать свою волю, и насильники, действующие под влиянием внезапно вспыхнувшего гнева. Эксперты полагают, что Фритцль подпадает под третью категорию, поскольку насильникам этого типа не хватает уверенности в себе и умения правильно, осмысленно строить свои отношения с женщинами. Женщин надо завоевывать, подчинять, как альпинист завоевывает очередную вершину или матадор убивает быка. В своде правил ФБР говорится:
«Насильник живет или работает рядом со своей жертвой и предварительно выбирает ее, подглядывая или выслеживая. Как правило, он врывается к ней домой рано утром и будит ее. Он использует минимум силы и угрожает ей оружием, однако иногда обходится и без него. В своих фантазиях он — любовник своей жертвы и поэтому может попросить ее раздеться или, наоборот, надеть нижнее белье. Среди насильников насчитывается двадцать один процент желающих навязать свою волю. Этот тип наименее склонен к жестокости, и в его намерения не входит ранить или убивать жертву. От других типов насильников его отличает то, что его легко можно разубедить, если жертва закричит, начнет плакать, умолять или окажет сопротивление».