Это было ещё одно чудо. Несмотря на нападение, ребёнок остался жив. Ещё рoс. Всё ещё ожидая рождения в том будущем, которое она могла ему дать. Пока она знала, что всё будет хорошо. Его ярость была удовлетворена. Вулкан взорвался. Сейчас он будет спокоен.
А что насчёт того, когда он в следующий раз будет готов взорваться? Что тогда?
Она проигнорировала свой же вопрос, предпочитая сохранять позитивный настрой, уверенная, что ребёнок положительно повлияет на них обоих.
Но как может человек так ошибаться?
Весна сменилась летом, и 10 августа 1978 года родился Эндрю Джеймс Ремингтон. Судьба распорядилась так, что не совсем профессиональный диагноз друга Ричарда о том, что у ребёнка не будет никаких негативных последствий от принудительного питья отбеливателя, на самом деле был неверный, такое испытание никогда не может пройти без последствий. Мозг ребёнка был повреждён в результате злоупотребления и проглатывания химикатов. Врачи (на этот раз настоящие) сказали им, что их сын вряд ли когда-либо будет жить нормальной жизнью.
Её мечты о воспитании яркого, умного наследника, который мог бы изменить мир к лучшему, были разбиты. Врачи сказали ей, что у него никогда не будет умственных способностей больше, чем у четырёхлетнего ребёнка, и ему потребуется постоянная забота и наблюдение. Тогда она смотрела на него сверху вниз, его наивные голубые глаза озаряли мир, который он никогда по-настоящему не поймёт, его деформированный череп такой тонкий, такой гладкий. Затем она посмотрела на Ричарда, надеясь на его улыбку, надеясь увидеть проблеск любви. Но он просто стоял у двери, скрестив руки перед собой, его глаза блуждали повсюду, но не смотрели на сына. Она надеялась, что это была вина, но была совершенно уверена, что его просто это не интересовало. Она видела, что ему не терпится уйти. У него были друзья, с которыми нужно было выпить, женщины, которых нужно было трахнуть, и был ли ребёнок или не было, его это мало волновало.
- Почему бы тебе не уйти ненадолго из дома? - сказала она, не совсем желая признаться самой себе, что его вид отталкивал её.
То, как он стоял там без всякого чувства вины за то, что он сделал, с холодными глазами и без забот.
Тем не менее, когда он услышал это, он понял, что возможность бросить свою семью была слишком хороша, чтобы её упустить. Он ушёл, и наконец она осталась одна.
- Мы бросим его, - прошептала она новорождённому сыну. - Мы бросим его и начнём новую жизнь вдвоём.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мысль уйти оставалась всегда лишь мыслью и ничем бóльшим. Планом, идеей. Страх удерживал её на месте. Страх и надежда. Появление Эндрю не стало связующим звеном, а послужило для Ричарда катализатором увеличения количества выпивки, а вместе с ней и злоупотребления агрессии.
Ему не понравилось, как она приготовила еду (удар ей в лицо).
Ему не понравилось, как она смотрела на почтальона, когда он доставлял посылку (она была сброшена со ступенек).
Он хотел кофе вместо чая (сломал ей ребро).
Иногда не было причин, и это было хуже всего, потому что она не предвидела этого. Он набрасывался по желанию. Однажды, когда она шла на кухню, Эндрю был двухлетним мальчиком, который пускал слюни у неё на руках. Она пнула его стул ногой, что было совершенно невинно и случайно. Однако для него это был зелёный свет, чтобы наброситься на неё. Он схватил её за волосы и притянул к себе; крики стали неотъемлемой частью их отношений на какое-то время, и теперь он шипел ей на ухо, говоря ей, что она сдохнет, говоря ей, что её умственно отсталый сын последует вслед за ней.
Она напугана.
Так напугана.
Она не может сдержать свой мочевой пузырь и мочится, что только усиливает его ярость.
Держи ребёнка ближе. Это самое главное. Не позволяй ему обидеть его!
Она повторяет это в голове, мантру, молитву. Она знает, что это не поможет. В любом случае от него не будет пощады. Никогда не было.
Удар в спину, агония прошла сквозь неё.
Эндрю кричит.
Пощёчина, звон в ушах, вспышка света в её глазах.
Эндрю всё ещё кричал, наивное непонимание в его глазах было невыносимым.
Он схватил мать за руку, сжимая своими ручками, зажимая кожу, впиваясь большими пальцами во вчерашние синяки.
По крайней мере, она больше не слышит криков Эндрю. Её собственные намного, намного громче.