- Он весь в отца, не так ли?
Ей хочется кричать, а затем она понимает, что он смотрит на неё, ожидая ответа, ожидая, что она скажет.
Крик угрожает вырваться из её горла, но ей каким-то образом удаётся его проглотить. Она смотрит на своё солнце, которое стоит на коленях в грязи, похлопывая землю на неглубокой могиле.
Он снова почти вырывается, этот крик от страха, что её сын станет таким же монстром, как и его отец.
Ей удаётся слабый кивок, надеясь, что этого достаточно.
Он стоит мгновение с лопатой в руке, дыхание обильно витает в холодном ночном воздухе. Она видит двойные уколы лунного света, отражённые в его глазах, и знает, что он анализирует её, оценивая свой следующий шаг. Она задаётся вопросом, решает ли он, что от неё больше проблем, чем она того стоит? И не может не смотреть на лопату в его руках.
Он мог убить меня прямо здесь.
Конечно, она и раньше думала об этом, но это всегда было дома. Никогда здесь, никогда в его владениях. Она задаётся вопросом, узнаёт ли он свою жену или просто видит тело? Женщину, на которой можно вывести свой гнев и агрессию.
Она ждёт, затаив дыхание - единственный звук - это воркование их сына, когда он играет в грязи.
Ричард выдыхает, хватая лопату посередине, чтобы легче было её нести.
- Давай. Пошли домой.
С этими словами момент ушёл, и она может вздохнуть с облегчением. Она знала, что всё будет хорошо, по крайней мере, на время. Пока его настроение не изменилось, и он не почувствовал себя обязанным снова пройти через весь процесс.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Хорровиц был пойман четвёртого числа, убит пятого и похоронен шестого. Мэри была уверена, что по крайней мере на какое-то время это будет концом. Она была готова пережить один из тех слишком коротких периодов относительного покоя и радости.
Как и всё в её жизни, это было не так просто. Всего четыре дня спустя, жарким, липким вечером, когда не было никакого ветра, Ричард наклонился вперёд в своём кресле и смотрел на неё. Сначала она его не заметила. Она была занята стрижкой Эндрю, а он сидел перед ней, скрестив ноги.
Когда она заметила, что он наблюдает за ней, то остановилась, держа ножницы наготове.
- Я ухожу ненадолго. Не ждите.
Она, конечно, знала, что это значит. Он объявлял о своём уходе обычным способом, но это означало совсем другое.
Она спросила его, зачем ему ещё один и почему так скоро.
Его ответ был пугающим своей простотой:
- Потому что я могу.
После разговора он встал и надел куртку, бросив на них последний взгляд, стоя у двери. Она смотрела ему вслед, прислушиваясь к хриплому рычанию двигателя его грузовика, когда он завёл его и выехал с подъездной дорожки к тому месту, где намеревался выбрать следующую жертву.
Она удостоверилась, что не услышит его, когда он вернётся.
Она уложила Эндрю спать и в то же время легла сама, засунув ватные шарики себе в уши, свернувшись калачиком в постели и делая всё возможное, чтобы заснуть. Она не могла сделать это естественным образом и полагалась на постоянно расширяющийся коктейль из снотворных и обезболивающих, чтобы погрузить себя в сон. Она приняла дополнительную дозу, достаточную, чтобы убедиться, что она не проснётся, чтобы увидеть или услышать его развратные действия.
Золотые полосы солнечного света разбудили её, вытащив из шаткого пейзажа полузабытых ночных ужасов. Как обычно, сторона кровати Ричарда была по-прежнему аккуратно заправленной, что свидетельствовало о том, что он нашёл то, что намеревался найти. Она вылезла из кровати, сунула ноги в грязные тапочки и надела свой старинный халат. Она спустилась вниз, не в состоянии вспомнить, когда в последний раз вставала позже восьми, не говоря уже о почти десяти. Она была удивлена, что Эндрю не разбудил её. Он был ребёнком, требующим внимания, и она чувствовала укол вины за то, что так долго спала.
Она спустилась вниз, чувствуя нотку страха в основании позвоночника.
Дом был пуст.
Она должна слышать, как играет Эндрю, как Ричард сидит перед телевизором. Она оглядела захламлённое жилое пространство. Телевизор выключен. Бумажная маска Эндрю брошена на диван.
Она замерла на пороге комнаты и потирала свой больной палец.
- Эндрю?
Она прохрипела это слово, звук его был невероятно громким и резким в тишине дома.
Шум. Ричард зовет её. Манит её.