Она была охренительно красивого цвета, когда закручивалась в вихрь в стоке.
Это длилось восемь лет.
Когда мне исполнилось двадцать, все изменилось.
Как я уже рассказывал, мой отец владел чрезвычайно успешной сетью фармацевтических фабрик. Чем больше денег он зарабатывал, тем больше врагов наживал. Порой от этих врагов невозможно было откупиться. Их необходимо было устранять.
На веки вечные.
И тут в игру вступал я.
Кто может позаботиться о твоих врагах лучше, чем собственный сын? Я добывал всю необходимую для отца информацию. Убеждался, что обвиняемый мертв, а затем избавлялся от тела.
Единственное, что мне было необходимо — это безопасное место для развлечений.
Наши изыскания привели нас в Венесуэлу, расположенную в непосредственной близости от воды, где нам не приходилось бы далеко ехать, чтобы избавляться от останков, а лодка могла доставлять нас в аэропорт и обратно. Бородач захотел присоединиться как равноправный партнер, и мой отец выделил нам необходимую сумму.
Мы построили тюрьму в подвальном помещении. Она состояла из двенадцати камер, трех операционных, ямы, где хранились части тел, прежде чем они отправлялись в мусоросжигатель, кухни и офиса. Она была совершенством.
Я мечтал, чтобы все это длилось вечно.
Когда ты переехал жить к нам, мы выделили тебе отдельную комнату. Игрушка, который в то время спал со мной, нашел тебе кроватку. Бородач купил одежду. Диего, третий тюремщик — человек, с которым мы с Бородачом выросли вместе, отвечал за доставку еды и смесей, или чем там была та дрянь, которую твоя мать наливала тебе в бутылочку.
Мы были одной большой счастливой ебанной семьей.
До тех пор, пока и это не поменялось.
Если бы не твоя мать, Диего, Бородач, Игрушка и я все еще находились бы в нашей тюрьме, пытали, убивали и развлекались в крови. Я бы все еще был с Игрушкой. Но эта дрянь все разрушила.
Черт, да она уничтожила все, как только появилась в наших жизнях.
А Бородач оказался лохом, который купился на ее уловки. Сукин сын. С тех пор как ему было двенадцать, когда я убил его мать, я только и делал, что защищал его. Но он оказался слабаком.
Твоя мать сделала его слабее.
А ты превратил в настоящее ничтожество.
Он заботился о тебе, парень. Обнимал тебя, разговаривал с тобой, переодевал и делал все, что должен делать отец. Называл тебя своим сыном. Он действительно так считал.
Тупой ублюдок. Ты совсем не похож на него. У тебя были мои глаза и все такое.
Знаешь, когда ты в первый раз произнес «папа», это я держал тебя на руках. Мы были снаружи, за тюрьмой, и сидели на пляже. Это было наше место. Я брал тебя туда каждый день примерно на час, рассказывая тебе о людях, которых я убил, и о методах пыток, которые я при этом использовал. В один из таких моментов ты положил свои маленькие ручки мне на плечи и произнес это слово так, словно его и имел в виду.
Забавно, не правда ли, что уже тогда ты знал правду?
Я никому не рассказал, что ты произнес это. Даже Игрушке, которому я рассказывал все. Просто принес тебя обратно в тюрьму и вручил матери, чтобы она могла покормить тебя. Я постоянно замечал, как она стоит перед окном своей спальни, наблюдая за нами на пляже внизу, когда мы с тобой находились там. Ей не нравилось, когда мы оставались наедине.
Иисусе, она была той еще сумасшедшей сукой.
***
Я сложил письмо и сунул его в конверт. У заключенного четырьмя камерами ниже не было марок, только письменные принадлежности, что означало, что мне придется отсосать у охранника, работающего в ночную смену. Его член уже девять раз побывал у меня во рту. Он был идеального для моей глотки размера. Толстая головка, ствол, который утончался по мере приближения к основанию и длина, которая не задевала заднюю стенку моего горла. Я не возражал против рвотных позывов. Член Игрушки заставлял меня задыхаться. Но это касалось только обладателей тех членов, которые заслуживали глубокого заглатывания. Охранник к их числу не относился, хоть его сперма и была охуительно вкусной.
Даже вкуснее, чем у Игрушки.
Черт, да она была даже лучше, чем та сладость, которая сочилась из пизды Тайлер, матери Малого.
Я рассмеялся, вспомнив ее киску, и мои пальцы проникли под брюки.
Вялый.
Был только один ее образ, от которого мой член становился твердым.
Тот, который включал в себя ее кровь.
Глава 8
Гек
Сидя за своим столом, я включил прямую трансляцию из комнаты Эйрин. Я был уверен, что она не подозревает о наличии двух камер на потолке: одна была направлена прямо на кровать, другая выведена на противоположный угол. Они предназначались для моей защиты, поскольку девушка находилась в моем личном пространстве. Но мысли, пронесшиеся в моей голове, не имели ничего общего с безопасностью и имели отношение исключительно к моему члену.
Блядь, эта незнакомка была прекрасна.
Каждый раз, когда я просматривал запись, она находилась в одной и той же позе — свернувшаяся калачиком на боку посреди кровати. Я предположил, что ей было слишком больно, чтобы двигаться. И каждый раз, когда Лаван заходила в комнату к Эйрин, она сообщала мне то же. Прошло уже несколько часов, а она еще даже не высунула ногу из-под одеяла.
«Какого черта с ней произошло?»
Меня интересовало, как долго они держали ее в плену, прежде чем выбросить на причал, и причинили ли только физическую боль или еще и изнасиловали. Сможет ли она пережить то, что они сотворили с ней, или позволит этим событиям снедать ее, используя любое доступное ей средство, чтобы отключиться от воспоминаний.