Я сталкивался с обоими вариантами развития событий, но путь наркотиков и спиртного был здесь более распространенным.
Никогда не спрашивал ни одну из своих покупок, что с ними случилось. Меня никогда не интересовало, какой была их жизнь до того, как они стали моей собственностью.
Мне было плевать.
Я лишь осматривал их внешний вид, когда они сходили с лодок и грузовых контейнеров, забирал их, делал то, что нужно, и отсылал.
Но в данном случае я хотел знать, что произошло.
И понятия не имел, почему.
Также я не понял, какого черта вдруг оказался за ее дверью. Было поздно, я устал и едва помнил, как поднялся со стула и направился к ее комнате. И сейчас стучал достаточно сильно, чтобы разбудить ее.
Прошло несколько секунд, прежде чем я услышал «Войдите», произнесенное тоненьким, хрипловатым голосом.
Я повернул ручку и вошел. Поставив бутылку воды на тумбочку, встал рядом с ее кроватью.
— Ты знаешь, где ты находишься?
Порой, во время детоксикации, у девочек случалось помутнение рассудка. Лаван сказала мне, что у Эйрин пока не было никаких признаков этого, только дрожь и рвота, когда оставил ее в ванной, но я хотел убедиться, что ничего не изменилось.
Ее взгляд не отрывался от меня.
— Да.
— Скажи мне, где ты сейчас.
— Бангкок. По крайней мере, так ты сказал мне ранее.
Свет из коридора освещал ее лицо, демонстрируя истинный цвет глаз. Они не были красными и мутными, как тогда, когда она только появилась. Они были голубыми. Цвета, мать его, льда.
— Ты помнишь еще какие-нибудь подробности из Мумбаи? Что-нибудь о лодке?
Ее взгляд по-прежнему не смещался.
— Нет.
Я протянул ей воду, не снимая крышку, чтобы она была уверена, что я ничего не подмешал туда.
— Пей.
Когда она села, одеяло опустилось до талии, и ее соски проступили сквозь тонкую белую футболку. Они были маленькими, твердыми, не стесненными бюстгальтером. Когда она потянулась за бутылкой, хлопок натянулся на них, открыв мне весь контур ее сисек. Они были каплевидными, размером с ладонь. Такую длину я мог легко преодолеть быстрым движением языка.
«Бля-я-ять».
— Эта штука что, приклеена?
Она провела рукой по крышке, и я заметил, что обожгла кожу.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе?
— Обычно у меня нет проблем с открытием бутылок с водой.
Я забрал ее у нее, открутил пластик и передал обратно.
— Потребуется несколько дней, чтобы восстановились силы.
Несмотря на то, что она поднесла бутылку с водой к губам, ее глаза по-прежнему были устремлены на меня.
— Похоже, ты уже видел подобное, так чего мне ожидать дальше?
— Еще больше усталости.
Я положил руку на донышко бутылки и приподнял ее.
— Пей.
Несколько струек воды стекли по ее подбородку, прежде чем она зафиксировала рот вокруг отверстия.
— Я скажу Лаван принести тебе еще. Это поможет. И, если ты сможешь хоть немного поесть, от этого тебе тоже полегчает.
Она оттолкнула мою руку, когда четверть бутылки была опустошена.
— Что я должна сделать, чтобы получить еду?
— Разве она уже не предлагала тебе поесть что-нибудь?
Эйрин кивнула.
— Но ты сказал, что утром, когда мне станет лучше, ты сообщишь мне, что от меня потребуется.
— Еще не утро.
— Я знаю. Я проспала много часов и продолжала бы спать еще.
Она взглянула на окно.
— Прошел целый день с тех пор, как я попала сюда, не так ли?
— Да.
Она поставила бутылку на тумбочку, освободив обе руки, которыми обхватила свой живот. Это движение заставило внутренние стороны ее рук надавить на сиськи, сдвигая их вместе и вжимая в ткань. Не было похоже, что она хочет привлечь мое внимание к ним. Скорее наоборот. Тем не менее, я украдкой бросил туда взгляд.
Твою мать.
«Совершенство. Абсолютное, блядь, совершенство».
— Я не думаю, что ты позволишь мне получить еду задаром, когда Лаван снова предложит ее, — заявила она. — Так что ты хочешь, чтобы я сделала за это, Гек?
Я достал свой телефон, отыскал в нем фонарик — то, чем я никогда так часто не пользовался до появления Эйрин.
— Открой рот.
Нажал на иконку, и свет упал на пол, пока я подходил к кровати ближе.
— Что?
Я не останавливался, пока мои бедра не вжались в матрас, после чего направил свет на нее.
— Открой рот.
— Ты же это не серьезно...
— Открой свой гребаный рот, Эйрин.
Ее грудь поднималась и опускалась, дыхание участилось, глаза расширились и приобрели встревоженное выражение. Она потянулась за подушкой, вцепившись в нее так, словно та была чертовым оружием, и медленно раздвинула губы.
«Хорошая девочка».
На ее ровных зубах не было ни темных пломб, ни металлических кап. Просто белые, сияющие, чертовски белоснежные зубы. Никто не рождается с таким идеальным прикусом, и это говорило о том, что кто-то позаботился о ней настолько, что заплатил за ее брекеты. Вот только в какой-то момент она перестала иметь какое-либо значение, и теперь ей даже некому было позвонить.
Я пялился ей в рот не потому, что мне было не наплевать на ровность ее зубов или цвет эмали. Хотя я бы соврал, если бы сказал, что ее губы не выглядят чертовски сексуально, когда они так широко раздвинуты, будто я вот-вот вставлю свой член между ними. Мне нужна была ее покорность, чтобы проверить, будет ли она подчиняться моим требованиям, и, заодно, вывести ее из себя.
Не хотел, чтобы она чувствовала себя здесь излишне комфортно. Чем больше она будет беспокоиться о том, что я собираюсь с ней сделать, тем быстрее уберется отсюда. Я не прогнал ее, хотя, пожалуй, стоило бы, но это не означало, что хотел, чтобы она оставалась здесь. Ее присутствие здесь напоминало мне о Джеке и обо всех сделках и соглашениях, которые мы заключили вместе. Мне нужно было перестать думать о нем.