Я не исключал, что он набросится на меня. Я даже не был уверен, нравятся ли ему члены или он предпочитает только киски.
Но он не стал бросаться на меня с кулаками. То, что он сделал дальше, заставило меня захотеть перегнуть его через скамейку и вставить свой член в его задницу, причем без защиты.
— Я готов, ― сказал он. ― Давай сделаем это.
Затем снова двинулся в путь. Только на этот раз я вел его за собой.
Таким был мой мальчик.
Ему не нужно было размышлять, он просто знал.
И от этого мой член становился еще тверже для него.
Какое-то время я видел Игрушки только тогда, когда приезжал в Сан-Диего во время отпуска. Так продолжалось около года, а потом тюрьма стала более загруженной, и я уже не мог летать в Штаты так часто, как раньше. В промежутках между нашими встречами я стал задаваться вопросом, чем, черт его дери, он занят, где ночует, с кем трахается. Я стал еще более жестоким и злым, чем был прежде. Мой отец, психиатр, объяснил мне, что таким образом мой разум тосковал по Игрушке.
Мой отец, по всей видимости, был прав.
И я знал, что мне не нравится испытывать подобные чувства.
Поэтому я рассказал Игрушке, чем я занимаюсь, когда меня нет в городе — до того момента я избегал этой темы — и предложил ему работу.
Он сразу же согласился и стал одним из наших уборщиков, что означало, что он убирал камеры после казни заключенных, готовил еду, когда охранники были слишком заняты, выбрасывал конечности в Яму, когда они были отрублены. Он выполнял всю самую дерьмовую работу и никогда не жаловался.
Когда он не работал, то находился в моей постели, постоянно стремясь доставить мне удовольствие.
И у меня возникло сильнейшее желание заботиться о нем.
Игрушка был предоставлен сам себе с шестнадцати лет. Он научился справляться со всем самостоятельно и выживать, не имея практически ничего за душой. Пришло время кому-то его побаловать, и этим человеком должен был стать я.
Какое-то время все шло гладко, но не оставалось таким надолго.
Игрушка тяжело воспринимал то, что происходило в тюрьме. Он много пил и принимал тонны таблеток. Они помогали ему вновь чувствовать себя беззаботным. Заставляли забыть. Благодаря им смерти становились терпимыми.
Такой коктейль чуть не прикончил его.
И не единожды.
Но бывали и случаи, когда комбинация спиртного и таблеток делала его настолько безрассудным, что я заходил с ним слишком далеко. Как в ту ночь, когда он заявил мне, что его зубы мешают ему сосать мой член. Раз Игрушка хотел, чтобы ему удалили зубы, я должен был сделать это для него.
И сделал.
Я взял молоток и выбил ему два передних зуба. Иисусе, он впился в мой член так, как никогда раньше.
Однако ему этого было недостаточно.
Он хотел чувствовать мою плоть между половинками своего языка. Единственным способом осуществить это — было разделить его посередине, остановившись на полпути в глубину. Он уверял, что это нужно ему — чтобы он смог ублажать меня так, как не мог делать этого раньше. Однако пытки, через которые я заставил его пройти и кровь, которая вытекала из его рта — все это стало подарком для меня. Я покрыл себя его кровью. Обмазал ей свой член. И кончил прямо в лужу.
Я был так чертовски счастлив, а ведь даже не убил его.
Я вырвал много языков в своей тюрьме. Но я никогда не разделял ни один из них, поэтому не знал, сколько времени потребуется на заживление. Через несколько недель он смог это проверить. Теперь обе половинки могли двигаться. Они могли извиваться и тереться о мой ствол.
Ничто и никогда не ощущалось лучше.
Я полюбил это.
И полюбил его.
Блядь, и до сих пор люблю.
Глава 12
Гек
— Сэр, — произнесла Лаван, когда я поднес трубку к уху.
— Надеюсь, у тебя есть новости для меня.
Я закрыл электронную таблицу, над которой работал, и включил прямую трансляцию с нижнего этажа.
За стойкой регистрации сидела помощница, что говорило о том, что сама Лаван была с Эйрин, как я и просил. В холле находились двое мужчин, а в музее стояли по меньшей мере десять девушек. Все было под контролем, пока ее не было на месте.
— Эйрин приняла душ, сэр. Сейчас она в своей комнате.
— А ты где?
Я кликнул на иконку, которая транслировала кадры из комнаты Эйрин, и увидел, что она стоит у двери в одном полотенце и смотрит на одежду, которую Лаван разложила для нее на кровати.
— Направляюсь к стойке, сэр.
— Я хочу, чтобы ты проследила за тем, чтобы она поела.
Эйрин по-прежнему не употребляла ничего, кроме бульона. Этого было недостаточно, чтобы она окрепла и набрала вес. Для этого требовалась более плотная пища.
— Я принесу ей немного хлеба.
Полотенце Эйрин упало на пол.
— Лаван, дай ей час, — сказал я, хватаясь за член рукой, пытаясь заставить его успокоиться.
— Без проблем, сэр.
Я завершил звонок и развернул изображение так, чтобы Эйрин полностью заняла собой весь экран.
Пиздец.
У нее были сиськи, которые идеально поместились бы в моих ладонях, и задница, в которой и ухватиться было не за что. Но не отсутствие у нее лишнего веса заставило меня заскрежетать зубами. Это было связано с синяками, покрывавшими ее плоть. Они были разбросаны по ее животу и области вокруг почек, и было еще несколько из них на заднице. Следы укусов покрывали верхушки ее сисек.
Эти ублюдки избили ее до полусмерти.
Эйрин подошла к кровати и, взяв майку, просунула в нее руки. Она не стала надевать лифчик и трусики. Не надела шорты. Вместо этого она бросила все три оставшиеся предмета одежды на тумбочку и подошла к стене, на которой висела фотография змеи.