На случай, если ты подзабыл, вот то, что я узнал из твоего последнего письма: Бородач пристрастился к наркотикам, моя мать была в камере вашей тюрьмы, потеряв ребенка Дже, и ты намеревался убить ее, но я знаю, что этого не произошло, потому что я был зачат и рожден, и мы жили там все вместе, пока все не прекратилось.
А вот чего я не знаю — так это того, как я появился на свет.
Глава 25
Шэнк
Раньше
Я вышел из камеры, которая находилась через четыре двери от моей с небольшой стопкой бумаги в руках и с задницей, которая чертовски болела. Я был прав насчет заключенного, с которым мне нужно было сторговаться. Чтобы раздобыть бумагу, он хотел иметь мою задницу неделю подряд вместо трех трахов, которые обычно брал в качестве платы. После того, как он достал ее, потребовал с меня вторую неделю. Я только что отработал четырнадцатый день.
Я хотел член. Жаждал. Мне нравилось, что в этой тюрьме я мог получать его в таком избытке. Хотел, чтобы меня трахали с яростью, чтобы мою задницу драли так сильно и так быстро, как только он это умел. И он делал это.
Проблема была не в этом.
Заключенный был не единственным участником этого процесса. Охранник тоже был вовлечен в действо, потому что не выпускал меня из камеры, пока я не отсосу ему член.
С этим тоже не было проблем.
Дело было в моем рте. Он адски болел от того, что охранник выбил мне зуб сегодня утром. Он сдавил мне череп так, чтобы я не мог повернуть голову, и вставил свой член. Но не попал в горло. Он врезался с боковой стороны и ударил по коренному зубу. Мне необходимо было попасть к стоматологу, но в венесуэльской тюрьме в них не верили. Как не верили и в докторов. Была одна медсестра, но она занималась только уходом за умирающими.
Я пожалел, что не успел предупредить, прежде чем мой зуб выскочил из гнезда, потому что через несколько секунд после того, как это произошло, и пока зуб еще болтался у меня во рту, он заполнил получившуюся дырку своей спермой.
Полагаю, это стало одним из способов дезинфекции.
Хотя отхаркивание и полоскание в душе, вероятно, было бы лучшим вариантом.
Тот же охранник проводил меня обратно в камеру, расстегнул мои наручники и уточнил:
— Завтра в то же время?
— Да.
Пусть я и выполнил свою часть сделки, но, возможно, мне удалось бы убедить заключенного согласиться на пятнадцать дней, вместо четырнадцати.
— Хорошо, — сказал охранник. — В следующий раз я буду целиться в верхний ряд зубов.
Он сделал это умышленно.
«Придурок».
Но, возможно, я должен поблагодарить его за это. Зуб беспокоил меня уже на протяжении некоторого времени, и теперь, когда был удален, мог зажить.
Сидя на койке с новой стопкой бумаги, я провел языком по образовавшейся дырке. И, начав писать, проглотил сперму, которую держал во рту.
Не от охранника.
Она была моей.
Это был заряд, который я выпустил, пока заключенный трахал меня. Я слизал его с руки и приберег для сохранности.
***
Ты был прав насчет Бородача, Малой. Он был накачан дурью под завязку.
Что касается Диего, он знал, что я держу кого-то в нашей тюрьме, но я не сообщил ему, кто это был.
А твоя мать, находясь в своей камере, вела себя очень тихо, рассчитывая на то, что я все же не убью ее.
Поскольку Бородач был сильно под кайфом и не мог выполнять свою работу, Игрушка подменял его в качестве охранника. Это сыграло мне на руку, поскольку мне нужно было держать Бородача подальше от двенадцатой камеры.
Но это также означало, что с каждым днем Бородач все сильнее увязал в своей зависимости.
Вот только тюрьма была дохуя забита, и он был нам очень нужен. Мы принимали клиентов со всего мира, и у нас был лист ожидания длиной минимум в несколько месяцев. Наши пилоты работали полный рабочий день. Мы не могли убивать достаточно быстро. Нас задерживали пытки. Видишь ли, некоторые наши клиенты хотели получать информацию от заключенных. В таких случаях мы пытали их, пока они не признавались. Иногда эти ублюдки могли выдерживать сильную боль, и не раскалывались в течение нескольких дней. Это нарушало наш график. Из-за этого лист ожидания становился еще длиннее, а то, что Тайлер заняла одну из камер, сильно подрывало нашу производительность.
Я в душе не ебал, почему все еще не убил ее. Что-то подсказывало мне о необходимости сохранить ей жизнь, и, Иисусе, в итоге я был рад, что так и поступил.
Потому что однажды ночью, вскоре после того, как Тайлер была заключена в тюрьму, Бородач спустился вниз. Диего был в своей комнате и уже спал, Игрушка был в оперблоке, а я проверял заключенных.
— Покричи для меня! — проревел Бородач с другого конца тюремного блока.
Я свернул за угол, в коридор ведущий к первой камере и увидел его. Он был в дерьмовом состоянии. Постоянно терял равновесие и хватался за прутья решеток, чтобы удержаться на ногах. И едва мог даже поднять голову.
— Покричи для меня! — снова гаркнул он, шаркая в сторону второй камеры.
Это был не первый раз, когда я слышал от него эти слова.
Но первый раз, когда он спустился сюда после появления Тайлер.
Я должен был убедиться, что она будет держать рот на замке. Последнее, что мне было нужно, это чтобы она узнала его голос, позвала и все испортила.
Поэтому я вошел в ее камеру и тщательно закрыл за собой дверь. Она свернулась клубочком и спала между унитазом и раковиной. За несколько часов до этого я подсыпал ей в еду Ксанакс (прим.: седативный и снотворный препарат, вызывающий привыкание), и он, очевидно, вырубил ее.