Я все еще не сделал ни шагу. И не сделаю, пока не узнаю, почему Тайлер голая, а Игрушка дерется с ней и все вокруг в крови.
— Ты! — закричала Тайлер. — Ты — вот что, нахуй, произошло.
Она смотрела на меня сквозь металлические прутья. Ее глаза были сжаты в щели, а зубы оскалены. Даже на кончике ее носа была кровь. Она выглядела невменяемой. И впервые с тех пор, как эта дрянь появилась в моей жизни, я понял, почему Бородач так к ней привязался. Она выглядела такой чертовски красивой — вся в крови, в плену и в животном облике.
— Ты, блядь, изнасиловал меня, и я залетела от тебя.
Ее руки взметнулись в воздух и выскользнули из хватки Игрушки. Когда они опустились обратно, из них снова хлынула кровь.
— Я не хочу этого, не хочу. Вытащи это из меня, вытащи это из меня. Достаньте это, мать вашу, из меня.
— Шэнк! — крикнул Игрушка, как только Тайлер затихла. — Помоги мне удержать ее, чтобы я мог вытащить ложки из ее рук.
Ложки? На хуя ей ложки?
Хоть она и перестала кричать, но продолжала пинаться и наносить удары Игрушке, пока он пытался ее обуздать.
Черт. Нихуя подобного. Нет.
Я собирался прекратить все это прямо сейчас.
Поэтому отправился на кухню и открыл ящик, в котором, как я знал, Игрушка спрятал шприц и пузырек, когда мы перевозили сюда Тайлер. Я наполнил шприц на четверть и поднес его к клетке.
— Иди на хуй! — прорычала она. — На ху-у-уй тебя-я-я!
Ее слюна попала мне на щеку, и в глаз.
— Игрушка, держи ее.
Я просунул шприц между прутьями так близко, как только мог достать до ее руки.
— Что ты делаешь? — спросил он, задыхаясь и пытаясь удержать ее руки поднятыми над головой.
Я пытался прицелиться иглой, но она все еще слишком сильно дергалась, чтобы сделать укол.
— Пытаюсь ее успокоить. Держи ее, мать твою, ровно.
— Ты не можешь давать ей это дерьмо, — сказал он. — Она беременна. Это плохо для ребенка.
Я не удосужился даже взглянуть на него. То, что он сказал, было чертовски нелепо. Какая, к черту, разница, что плохо для ребенка? Он не проживет достаточно долго, чтобы родиться.
— Игрушка...
— Шэнк, я серьезно. Не давай ей ничего.
С меня хватит.
— Игрушка! — крикнул я так громко, как только мог, заставив Тайлер замереть на секунду. Это дало мне достаточно времени, чтобы уколоть ее и впрыснуть наркотики в ее тело.
Это сразу же подействовало, и она расслабилась, завалившись вперед.
— Не могу поверить, — произнес Игрушка, когда его руки покинули клетку вместе с ложками. — Я сказал тебе не давать ей ничего, а ты...
— Игрушка, — прошипел я сквозь зубы.
Я схватил его за руку и оттащил от клетки. Он пребывал в шоке. Мне нужно было, чтобы он вернулся сюда, ко мне, и не думал о ней.
— Посмотри на меня.
Я ждал дольше, чем мне того хотелось.
— Посмотри. На. Меня.
Когда наши глаза наконец встретились, я сказал:
— Она собиралась причинить тебе боль. Ничто из того, что я сделал, не изменит результат. Она умрет.
Я заметил, что все еще не завладел его вниманием, поэтому повернул его спиной к ней.
— Расскажи мне, что случилось.
— Нам нужна была еда, и я поехал в город, чтобы купить кое-что.
Он провел рукой по лбу, и на нем осталась широкая полоса крови.
— Когда я вернулся, из нее торчали две ложки. Шэнк...
Игрушка попытался сглотнуть, и я заметил, что это давалось ему с трудом.
— Она пыталась сделать себе аборт.
Я не мог не восхититься ее креативностью. Ложки, безусловно, были интересным выбором, хотя скорее всего она просто смогла дотянуться только до них.
— Вся эта кровь из ее пизды? А что с ребенком?
Иисусе, я вполне возможно растирал ребенка по своему чертовому лицу, и даже не знал об этом.
— Это не изнутри нее. Я вовремя вытащил их, пока ничего не случилось.
Он посмотрел вниз, будто я только что отвел колено и ударил его по животу.
— Но, как только я их вытащил, она сумела вырвать их у меня и принялась набрасываться на собственное тело.
Он вздохнул, и его лицо наполнилось новыми эмоциями.
— Она хотела разрезать себя, чтобы вытащить ребенка.
Я посмотрел через его плечо и наконец увидел, о чем он говорит. Длинные, глубокие, кровоточащие раны пересекали ее живот, а на бедрах их было еще больше.
Они совпадали с теми, что были на ее запястьях, хотя те уже начали заживать.
Черт, эта курица даже убить себя не смогла, несмотря на то, что очень старалась.
— Думаешь, он еще жив?
Игрушка прижал ладони к щекам. Все его десять пальцев были темно-красными от крови.
— Думаю, да. Если бы она потеряла его, я бы заметил, что из нее что-то вышло.
Он снова поднял глаза наверх.
— Этого не произошло, я уверен в этом.
Игрушка достал ложки из кармана, куда ранее положил их.
— Посмотри, что она с ними сделала.
Край рукояток был обточен до остроты.
— Вот чем она резала себя. Должно быть, она скребла ими о металлические прутья или пол, пока я спал, чтобы добиться таких острых кончиков.
С тыльной стороны его руки все еще капала кровь. Ее кровь уже должна была высохнуть. Это означало, что она порезала и его. Я поднес его руку к своему лицу, чтобы осмотреть, и увидел глубокий порез. После чего провел по нему языком, надеясь, что моя слюна поможет ему зажить.
— Избавься от нее, Игрушка.
Я поцеловал рану.
— Это будет продолжаться все девять месяцев, если она не покончит с собой до этого.
Он покачал головой, и наши глаза встретились.
— Я не могу.
— Нет, блядь, можешь, — прорычал я. — И ты, блядь, сделаешь это.
— Это твой ребенок, Шэнк. И я уже люблю его.
Он развернул свою руку и крепко сжал мою.
— Я делал все, о чем ты просил меня в тюрьме, но я не могу убить твоего ребенка. Не заставляй меня. Прошу, не заставляй.