Я понятия не имел, что делать.
Но Игрушка справился со всем.
В те часы, когда твоя мама спала, он изучал домашние роды. И знал, на что нужно обратить внимание, как проверить, как все продвигается и достаточно ли расширена матка, чтобы начать тужиться.
Он взял на себя все заботы.
И, когда твоя макушка высунулась, Игрушка сел между ног твоей матери, ввел в нее свои пальцы и инструктировал ее на протяжении всего процесса.
Я метался по комнате, готовясь к крови, которая вот-вот должна была появиться, стараясь не возбудиться настолько, чтобы слизать ее потом с тебя.
Твоя мать, блядь, кричала так, как я никогда не слышал прежде. Это были звуки, которые, я был уверен, Бородач был бы рад услышать. Ей было так больно, что я думал, что она умрет. И был рад, что эта пизда навсегда исчезнет из моей жизни. Но Игрушка не давал ей расслабиться. Он заставлял ее дышать, поддерживал на протяжении всех родов, а после достал тебя из нее.
— Это мальчик, — сказал он.
Ты плакал так сильно, что я понял, что ты унаследовал легкие своей матери.
Я повернул голову в сторону Игрушки. Он перерезал пуповину, которой ты был связан с ней. После обмыл тебя, завернул в полотенце и держал на руках, пока ты плакал.
Игрушка тоже плакал.
Он шептал тебе, качал и пытался успокоить, пока слезы текли по лицу этого ублюдка.
Твоя мать наблюдала за тобой с пола. Она не звала тебя и не издавала никаких звуков. Она просто сидела там со своими окровавленными бедрами и совершенно безэмоциональным лицом. Ее нужно было привести в порядок, а я, черт возьми, не собирался этого делать.
Поэтому я сказал Игрушке:
— Дай его мне.
Я протянул руки.
— А ты иди и позаботься о его матери.
Игрушка не хотел отпускать тебя. Он не хотел разрывать связь, которую налаживал с тобой. Но поскольку я тоже был дорог ему, он отдал тебя в мои руки, а сам пошел помогать Тайлер.
Черт, ты был таким маленьким. Когда ты открывал рот, там были одни десны. А когда плакал, все твое тело сжималось, и слезы, почти такие же большие, как твои глаза, стекали вниз.
— Малой, — прошептал я, пытаясь качать тебя на руках так, чтобы успокоить, — ты определенно не похож на Бородача, без сомнений, блядь.
Ты начал понемногу затихать, будто выдохся или что-то в этом роде.
— Игрушка будет хорошо о тебе заботиться. Он построил для тебя маленькую кроватку и застелил ее одеялами, а еще купил тебе несколько игрушек. Он тебе очень понравится.
Я говорил с тобой так, словно ты мог меня понять. Но мне казалось важным сообщить тебе все это, и я не знал почему.
— Я собираюсь поделиться им с тобой, поэтому тебе лучше хорошо относиться к нему, Малой. И слушать, что он говорит. А еще учиться у него, потому что я гарантирую, что он станет лучшим, что когда-либо случалось с тобой.
Он был лучшим, что когда-либо случалось и со мной.
Когда я поднял голову, то увидел, что к нам идет Игрушка. Его руки были мокрыми от того, что он только что вымыл их.
А твоя мать свернулась клубочком в центре своей клетки и закрыла лицо, чтобы не видеть нас.
Игрушка ничего не сказал. Он просто протянул руки, и я положил тебя на них. А он подтянул тебя к себе, понюхал твой лоб и поцеловал в щеку.
Я наблюдал за вами двумя.
И находился в каком-то гребаном благоговении.
Я никогда не видел, чтобы кто-то любил кого-то так сильно.
Игрушка повернул тебя так, чтобы ты оказался лицом ко мне.
— Он похож на тебя, — сказал он, наклонившись и поцеловав твой маленький носик. — Это заставляет меня любить его еще больше.
Иисусе, Малой, я любил этого человека. Я любил его так же сильно, как он любил тебя.
И то, что мы не были вместе, когда он умер, не означает, что мои чувства к нему угасли.
Я могу пообещать тебе одну вещь. Если я когда-либо узнаю, кто убил его, я сделаю так, чтобы он помучился.
***
Я положил письмо в конверт, написал на лицевой стороне новый адрес Малого и припрятал его в углу своей камеры, чтобы утром отправить по почте.
В камере было тихо. Свет мерцал, и я знал, что скоро его погасят. Утром я порезал руку, и она все еще кровоточила. Но это ничего не дало мне.
Мой член не напрягся.
Я не нуждался в разрядке.
Я хотел Игрушку.
Единственное, что у меня осталось от него — это письмо, которое он прислал в первый месяц моего пребывания в тюрьме. Это был первый раз, когда он написал мне. И последний. Я прятал его в подушку — в поролон, чтобы никто из охранников не мог забрать его.
Мне нужно было снова ощутить близость с ним. Нужно было нечто большее, чем просто воспоминания о нем. Поэтому я достал письмо и взял его в руки. Бумага была потрепана от старости, а чернила потускнели с годами. Но я все еще мог разобрать слова.
Шэнк,
Я в безопасности.
Я нашел, где жить, и мне нравится здесь. Это хорошее место, чтобы начать все сначала.
Думаю, это то, что мне необходимо.
Мне кажется, что я долгое время был потерян. Полагаю, я делал все, чтобы угодить тебе. Угождая тебе, я обрел свое счастье.
Но в этом же я обнаружил и свою слабость.
Когда у Тайлер родился ребенок, я осознал, что, хотя я жил ради тебя и любил тебя, теперь не ты делал меня счастливым.
А он.
Я бы очень хотел, чтобы тот взрыв не произошел. Это было не то, что должно было случиться. Но я все равно благодарен судьбе, потому что это увело меня от того места и привело туда, где я должен быть.
Ты увидел, как они вошли, и бросил мне сумку с деньгами. Ты сказал мне взять ребенка и бежать. Если бы ты не дал мне эту команду и деньги, я бы не выжил. Мы с ребенком погибли бы в том пожаре.