— Привет, Малой, — прошептал мой отец, глядя на меня, стоящего перед микроавтобусом, который я арендовал в аэропорту острова Маргарита после того, как мы с Эйрин прилетели сюда вчера вечером.
Венесуэла была нашей первой остановкой, а Гренада должна была стать второй.
Чтобы Эйрин поняла, кто я на самом деле — что должно было стать следующим шагом в наших отношениях, она должна была увидеть, откуда я родом.
И от кого произошел на свет.
Я думал об этом моменте — о первой встрече с отцом, на протяжении многих лет. Еще несколько недель назад я не был уверен, что приеду сюда. Я не выносил того, кем он являлся, и того, что он сотворил с моей семьей, и не знал, смогу ли находиться в его присутствии, не испытывая желания причинить ему боль. Но я перечитал его последнее письмо, в котором он сообщал мне дату своего освобождения, и забронировал поездку.
Мне нужно было встретиться с ним. Нужно было узнать, как он выглядит сейчас — по сравнению с той фотографией, которая у меня была. Я должен был почувствовать, каково это — пожать ему руку. А главное — связать все его письма с реальным человеком, а не с тем, о котором я слышал от Джека и читал от него самого. И я должен был удостовериться, был ли он все еще тем отвратительным куском дерьма или тюрьма изменила его.
И вот, после его двадцатипятилетнего заключения, и обмена множеством слов, это наконец произошло, и мы шли навстречу друг другу по длинному участку асфальтированной дороги.
Я сделал шаг и еще один, и Шэнк сделал то же самое.
Он оказался гораздо меньше, чем я ожидал и был, по крайней мере, сантиметров на десять ниже меня, а еще тощий, как черт. Я был уверен, что причиной тому было тюремное питание, потому что Джек не описывал его худощавым. Но было в нем и что-то знакомое. Это проявлялось не в телосложении или чертах лица, и даже не в походке. Дело было в зелени наших глаз. Цвет был идентичным.
А я так надеялся, что мне ничего не передалось от него, помимо того, что я был левшой.
Это был человек, который презирал мою мать.
Человек, который хотел ее смерти. И моей смерти тоже.
Он не любил ее. Это даже не было ничего не значащим трахом.
Он изнасиловал ее.
И не испытывал ни малейшего раскаяния за это. Он рассказал мне каждую гребаную подробность в своем письме, и от этой мысли мне вновь стало плохо. Он был жестоким, безжалостным и искренне убежденным в том, что сделал это, чтобы помочь Бородачу.
Я не понимал, почему она не попыталась убить его.
Но догадывался, что убийство просто было не в ее духе.
Зато было характерно для него.
Мой темп начал замедляться, и его тоже.
Он находился всего лишь в нескольких шагах от меня, и я почувствовал нож в задней части горла. Я не знал, почему он появился именно сейчас, но кончик постепенно продвигался вверх, пока не уперся в миндалины, и вот туда-то, блядь, и погрузился.
Мне было больно набирать воздух в легкие. От этого тряслись мои чертовы руки.
Шэнк остановился на некотором расстоянии и произнес:
— Малой.
— Привет.
Это было единственное слово, которое я смог вымолвить, но даже оно обожгло горло.
Он не сделал попытки обнять меня и не протянул руки. Поэтому я сам это сделал. Он обхватил мою кисть, и мы обменялись рукопожатием. Его кожа была шершавой, а сжимал он меня совсем не крепко.
Это сбило с толку.
— Я не ожидал, что ты приедешь, — сказал он.
У него были татуировки на шее и пирсинг в щеке — и то, и другое я запомнил еще по фотографии. Но на фотографии не было заметно выражение его глаз. Чем дольше я вглядывался в них, тем больше понимал, что они совершенно не похожи на мои. Они могли быть того же цвета, но глубоко внутри этой зелени находилось чертово зло, и оно было таким мощным, что я мог ощутить его в воздухе между нами.
— Мне захотелось познакомиться с тобой лично, — ответил я.
Жжение усилилось, и я попытался проглотить немного воздуха, чтобы облегчить боль.
— Ты надолго здесь? Или приехал только чтобы поприсутствовать при моем освобождении?
Его голос был смесью рычания и хрипа с легким испанским акцентом, несмотря на то что сам он был родом из Штатов. Теперь, когда я узнал, как он звучал, мог слышать каждое из его писем так, если бы они были произнесены им вслух.
Нож повернулся по кругу, вырвался и вонзился обратно.
— Я забронировал нам отель на пару ночей.
Выражение его лица не изменилось.
— Я не знал, какие у тебя планы и есть ли тебе куда идти, поэтому забронировал номер и для тебя.
Он просканировал пространство вокруг нас, окинул взглядом дорогу, а затем посмотрел на ворота позади себя.
— Ты не один?
— Со своей девушкой, Эйрин. Она приехала со мной.
Мужик снова посмотрел на меня.
— И где она?
— В салоне.
Он попытался заглянуть в окна, но они были затонированными.
— Она из Таиланда?
— Это имеет значение?
Его глаза сузились.
— Да, имеет.
— Она из США.
— Откуда именно?
— Из Нью-Йорка.
Он кивнул.
— Ясно.
Шэнк не выглядел взволнованным, скорее казался возбужденным и нетерпеливым, словно хотел поскорее завершить эту часть встречи. Меня удивило, почему он задавал так много вопросов об Эйрин и ничего не спрашивал обо мне.
Возможно, мне просто нужно было увезти его подальше от тюрьмы.
— Ты голоден? — спросил я его. — Не хочешь перекусить?
— Да.
Он направился к микроавтобусу, и я последовал за ним.
— Рядом с тюрьмой есть одно местечко, куда мы с Игрушкой постоянно ходили. Не знаю, осталось ли оно там, но мы должны съездить и посмотреть.
— Хорошо, — отозвался я. — Ты не против посидеть сзади?
Он не ответил. А просто подошел к задней дверце и забрался внутрь.
— Эйрин, — сказал я, наклоняясь к ней, чтобы быстро поцеловать, — это Шэнк, мой отец.