— Какого черта ты творишь?!
Его пальцы добрались до моего предплечья, и он попытался отнять мою руку. Я не ощутил ни этого, ни того, как его ногти вонзились в меня. Адреналин полностью завладел моим телом. Я видел только ее кровь, и мне нужно было срочно оттащить Шэнка от нее.
— Я же говорил, что она не подходит тебе...
— Поэтому, ты решил просто убить ее? — огрызнулся я. — Потому что считаешь, что она мне не подходит? Что, блядь, не так с тобой?!
Я приподнял Шэнка, поднимая его выше, пока его спина не оказалась прижатой к моей груди. Это придало мне больше сил.
— Я спасаю тебя, парень. Так же, как спас Бородача.
Я не мог поверить в то, что услышал. Он оправдывал свои действия и пытался заставить меня поверить, что это то, что мне необходимо.
Теперь я убедился в том, кем он являлся в действительности.
Помешанный.
Самовлюбленный.
Все, что я когда-либо предполагал на его счет, оказалось правдой.
Этот человек никогда не задумывался о том, что делал что-то плохое.
Он считал себя героем.
И поступил так не только со своим отцом и лучшим другом.
Теперь он проделывал то же самое по отношению к собственному сыну.
Этот человек был чертовски токсичен — словно раковая опухоль, которая уничтожала все хорошее, что находилось рядом с ним. Лучше бы он погиб при взрыве или в тюрьме, которая его только что извергла.
Я крепче сжал его руку и услышал сдавленный хрип.
— Ты не спасаешь меня, — сказал я ему. — А забираешь того, кого я люблю. Как, черт возьми, ты не можешь понять этого?!
— Ты не понимаешь, Малой. Эта девчонка...
— Заткнись, мать твою! Я больше никогда не хочу слышать от тебя ни слова!
Я потащил его в другой конец комнаты. Его ноги волочились, а руками он хватался за мои руки, чтобы высвободиться.
Но я не мог позволить ему вырваться.
Поэтому пришлось сжать его еще сильнее.
Я должен был сделать так, чтобы он никогда больше не смог приблизиться к Эйрин.
— Эйрин! — крикнул я. — Пошевелись для меня, детка, чтобы я знал, что ты в порядке.
— М-м-м, — простонала она в ответ, поднимая руку настолько высоко, насколько позволили веревки.
— Ты недостаточно силен, чтобы сделать это, — прохрипел Шэнк. — Ты слишком мягкотелый, в точности как Бородач и не сможешь жить с собой после этого.
Он попытался сделать вдох, но вышел звук, больше похожий на карканье.
— Твои письма наглядно показали мне, что ты просто ничтожество.
— Ты ничего обо мне не знаешь.
Когда я оказался в дальнем конце комнаты, то отпустил его всего на секунду, чтобы развернуть к себе. После чего прижал его к стене и сжал руку вокруг его горла.
— Прямо как твоя пизда-мать. Слабаки. Вы оба.
— Все из-за тебя.
Я приподнял его выше, пока его ноги не оторвались от земли, и переместил свой вес вперед, чтобы обрушить всю свою силу на его горло.
— Ты все испортил. Ты мог бы выйти из тюрьмы и начать все сначала. Но вместо этого решил вернуться к тому, кем был раньше.
— Я, — задыхался он, — твой отец.
Его лицо было красным. А глаза выпучились.
— Ты — человек, который изнасиловал мою мать и сделал ей ребенка.
Его руки начали ослабевать на моей хватке.
— Ты разрушил жизнь своего отца, Бородача, Игрушки, и попытался разрушить мою. Я делаю это для них, Шэнк — для всех, кому ты причинил вред, и для моей девочки, которая истекает кровью на этом полу, потому что ты больной ублюдок.
Из его рта вырвался кашель, и немного слюны полетело в воздух.
— Мало-о-ой, — прохрипел он.
— Я не твой гребаный сын. Иди на хуй, Шэнк.
Его ноги перестали дергаться, руки окончательно разжались, а тело сильно задрожало, словно через него пропустили электрический ток, после чего стало совершенно неподвижным.
И наступила тишина.
Когда я разжал пальцы, убрав руки с его горла, Шэнк упал на пол. Я наклонился и проверил пульс.
Его не было.
Больше я на него не смотрел.
Вместо этого перешагнул через его тело, направился к Эйрин и схватил с пола один из ножей. Ее глаза расширились, когда она увидела его в моей руке, и она попыталась отползти от меня.
Она же знала, что это я.
Видела, как я вошел, слышала, как я обращался к ней, и ответила мне стоном.
Господи, надеюсь, он не угробил ее психику.
Я держал нож перед ее лицом, чтобы она смогла его увидеть, и сказал:
— Это я, малышка. Я не собираюсь причинять тебе боль. И никогда бы этого не сделал. Я просто хочу перерезать веревку на твоих руках и ногах. Хорошо?
— М-м-м, — промычала она из-за клейкой ленты.
Я осторожно пилил, пока ее запястья не освободились настолько, что их можно было вытащить. Затем занялся ее ногами и развязал и их тоже. Она попыталась снять скотч с губ, но не смогла, поэтому я обхватил ее лицо одной рукой, а другой приподнял уголок скотча.
Ее слезы стекали по моим пальцам.
— Почти снял, не бойся, — сказал я ей.
Ее тело дрожало, и повсюду была кровь, но я был слишком сосредоточен, чтобы увидеть все раны, из которых она вытекала.
Когда у меня в руках оказался уже достаточно большой кусок, я произнес:
— Я собираюсь оторвать его до конца, хорошо?
Она кивнула.
Если бы я делал это медленно, ей было бы только больнее. Поэтому я держал ее лицо очень неподвижно и оторвал скотч так быстро, как только смог. Как только ее рот освободился, она закричала, и я тут же притянул ее в свои объятия.
— Я с тобой.
— Ге-е-ек, — взвыла она.
— Знаю, детка. Теперь ты в безопасности.
Она ничего не ответила.
Только плакала и раскачивалась, а я прижимал ее к себе и не отпускал.
Я обещал, что с ней больше никогда ничего не случится.
Но беда все же случилась.
При участии моего же собственного гребаного отца.
— Мне так жаль.
Я зарылся лицом в ее шею.
— Мне чертовски жаль, блядь.
Шэнк сказал, что я слишком слаб. А еще, что я не смогу жить с собой.
Он был неправ.
Я стал тем, кто отправил этого монстра на тот свет.
И все, что я чувствовал, было облегчение.