Я могла бы смыть с себя грязь моих двадцати шести лет. Я могла бы быть чистой.
Но для меня это был не вариант.
Некоторым людям нужно было пробираться по грязи, чтобы другие могли жить, не тронутые ею.
Моя жизнь была жертвой ради большего блага.
Я не имела права грустить по этому поводу.
— Холодно? — голос Брейкера раздался позади меня, заставив меня подпрыгнуть, мое сердце взлетело вверх. Боже, он был хорош в этом. Я догадывалась, что именно это делало его хорошим в его работе.
— Да, — сказала я, поворачиваясь к нему.
Чтобы найти его стоящим там с одеждой. Одеждой. И одеялами.
— Вот, — сказал он, протягивая мне пару мужских носков, и я практически набросилась на них, сунула ноги и подтянула их к икрам. Затем он протянул мне пару спортивных штанов. Мужских. Синих. Слишком больших. Но теплых. Я влезла в них, потянулась за темно-синей толстовкой и натянула ее через голову. — Лучше? — спросил он, как только я оделась.
— Да. Спасибо, — искренне сказала я.
— Не благодари меня, куколка, — сказал он, качая головой.
— Почему нет? Ты сделал что-то хорошее.
Он выдохнул, проведя рукой по голове. — После похищения и удержания тебя против твоей воли. Ты не можешь сказать, что это было приятно.
— Скольким еще заложникам ты приносил одежду и одеяла? — спросила я, наблюдая за ним. Он покачал головой, и я получила свой ответ. — Вот именно. Так что спасибо тебе за заботу о том, чтобы я не умерла от пневмонии. Ты знаешь… до того, как я получу передоз от героина. — Я имела в виду, что это для меня немного забавно. В каком-то болезненном смысле. Я даже улыбнулась, когда сказала это.
Все, что я увидела в ответ — это напряжение вокруг его глаз, тиканье в челюсти. Он выглядел почти… сердитым.
— У тебя действительно нет ради чего жить? — спросил он тихим голосом.
Я почувствовала, как мое плечо дернулось. — Мне действительно не для чего жить, — подтвердила я. — Я имею в виду… я не совсем рада, что умру, не дожив даже до своего тридцатилетия. Но я должна выбрать, как мне поступить. Лучше своими руками, чем быть соскобленной с тротуара после того, как пьяный водитель сбил меня, когда я переходила улицу. Или задыхающейся от витаминов размером с лошадиную таблетку, которые я принимаю в одиночестве в своей квартире, и меня не найдут в течение нескольких дней, пока мой домовладелец не придет за арендной платой.
— Господи Иисусе, а ты темная.
При этих словах я почувствовала, как мои губы изогнулись в улыбке. — Ты похищаешь и держишь людей в заложниках и, возможно, убиваешь их. И я темная?
— Да, куколка. Ты темная. Я работаю в темноте. Я этим не живу. Я не заворачиваюсь в нее, как в одеяло, прячась от гребаного мира.
— Я не прячусь от мира! — возразила я, хотя и знала, что это правда.
— Я просидел возле твоей квартиры три дня, и ты ни разу не вышла. Даже за едой. Не разговаривала и не встречалась ни с кем. Даже для того, чтобы потрахаться. Ничего.
— Я работала, — возразила я.
— Над чем? Сдавала мужчин, помешанных на порно, их подозрительным супругам?
Хорошо. Я начала немного злиться.
К несчастью для меня, не было такой вещи, как немного злиться. Один вид злости был так же плох, как и другой. А когда я злилась, казалось, что между моими губами и мозгом что-то шло не так.
— Пыталась разрушить чертову преступную империю, ты, придурок!
Упс.
Это было неудачно сказано.
Его брови изогнулись, в глазах появилось любопытство.
И я знала, что он ни за что не отпустит это.
— Повтори еще раз? — сказал он обманчиво мягким голосом.
— Ничего. Не бери в голову.
— Это не решит проблему.
— Что ж, очень жаль. Потому что я тебе не скажу.
— Куколка…
— Нет. И ты не можешь заставить меня.
Вероятно, это было еще одно неправильное замечание.
Я знала это по улыбке, которая, казалось, коснулась его глаз, но не губ.
— Хочешь поспорить?
— Ты собираешься ударить меня?
На это он вздрогнул. И я знала, что он этого не сделает. Он не был одним из тех людей.
— Нет. Я не собираюсь тебя бить.
— Тогда я не понимаю, как ты можешь заставить меня что-то тебе сказать.
— Нет? — спросил он, улыбка, наконец, появилась на его губах, когда он так медленно начал двигаться ко мне.
Здравый смысл подсказывал мне стоять на своем. Но мое тело не слушалось. Я так же медленно двигалась назад, прочь от него. Но потом я ударилась спиной о стену. А он все еще приближался.
Мое сердце сильно колотилось, грудь странно сжималась. И частью этого был страх — страх перед неизвестным. Но отчасти это было что-то другое. Что-то, что я не совсем узнавала или понимала.
Между нами был всего фут, его ледяные голубые глаза смотрели на меня, его лицо ничем не выдавало его намерений.
По собственной воле мои руки поднялись ладонями вверх, надавливая на его пресс, когда он начал сокращать небольшое расстояние между нами.
Его взгляд скользнул вниз по моим рукам, затем снова поднялся к моему лицу.
— Что ты делаешь? — спросила я, мой голос немного дрожал. Слабый.
Что, черт возьми, происходит?
Он придвинулся ближе, заставляя мои руки сильнее вжаться в его мышцы живота. И я поняла, что вернулась в свою квартиру, когда мне показалось, что под одеждой он был сильным. Он был как кирпичная стена под моими ладонями.
Мои глаза скользнули обратно к нему, странное ощущение закружилось у меня в животе, когда они поднялись, обнаружив, что он наблюдает за мной.
Одна из его рук поднялась, удерживая меня сбоку. Другая поднялась медленнее, на секунду зависла в воздухе, прежде чем легко провести кончиками пальцев по моей челюсти.
И все мое тело содрогнулось.
Жестко.
Потому что легкое, как бабочка, прикосновение, казалось, пробежало по каждому дюйму моей кожи.
Его голова слегка наклонилась, его теплое дыхание щекотало мою скулу. Но его глаза не отрывались от моих.
— Брейкер… — попыталась я, не уверенная в том, о чем я прошу, и я чувствовала, что он пытался сделать.
— Я не причиню тебе вреда, куколка, — сказал он низким и рокочущим голосом.
Затем его глаза, наконец, оторвались от моих, и он наклонил голову ниже.
Ощущение в животе усилилось и скрутилось в почти тошнотворный водоворот… всего за секунду до того, как его губы сомкнулись на мочке моего уха.
Воздух вылетел из моих легких, и мои руки инстинктивно впились в мышцы его живота.
Я не была испуганной маленькой девственницей. По воле судьбы это вылетело за дверь через десять дней после того, как мою мать закопали в землю.
Как бы то ни было, у меня не было особого опыта. В основном потому, что я держалась подальше от людей, как будто они были возможными переносчиками бубонной чумы. А также потому, что я была почти уверена, что у меня какое-то заболевание, из-за которого нормальное женское либидо двадцати с чем-то лет просто… исчезло.
Я не жаждала секса.
Я почти даже не думала о нем, за исключением тех случаев, когда я просматривала порносайты, которые клиенты невольно заставляли меня посещать.
Но ошибки быть не могло.
Это было в странном, трепещущем сердцебиении. В повышенной чувствительности моих нервных окончаний. По тому, как мурашки побежали по моей шее, груди и рукам. В яростном, почти болезненном напряжении глубоко внутри меня.
Я была возбуждена.
Клянусь, моим проклятым похитителем.
Святое дерьмо.
Что со мной было не так?
— Какого криминального авторитета? — спросил голос Брейкера, заставляя дрожь пробежать по моему телу, его зубы впились в мочку моего уха.
— Лекс, — выдохнул мой голос. Для меня это было едва слышно.
Но Брейкер отреагировал так, словно я прокричала это в мегафон.
Его другая рука опустилась рядом с моей головой, полностью заключая меня в клетку, его голова откинулась назад, его глаза пригвоздили меня к месту.