Венди осторожно опустилась рядом с ним на колени, вознеся бессвязную молитву - окажись живым, окажись! У Холлоранна из носа текла кровь, а изо рта выплеснулся страшный кровавый сгусток. Половина лица превратилась во вспухший лиловый синяк. Но, слава Богу, Дик дышал. Хрипло, глубоко, отчего вся грудная клетка сотрясалась.
Венди повнимательнее присмотрелась к нему и широко раскрыла глаза. Рукав парки, надетой на Холлоранна, почернел и обуглился. Половина куртки продрана насквозь. В волосах запеклась кровь, а по шее вниз шла скверного вида, хоть и не глубокая, царапина.
(Господи, что с ним случилось?)
- Дэнни! - рычал наверху хриплый раздраженный голос. - Выходи, чтоб тебя!
Сейчас времени раздумывать не было. Венди Затрясла Холлоранна, кривя лицо от мучительных вспышек боли в ребрах.
Бок ощущался горячей размозженной массой.
(А что, если ребра протыкают мне легкое, когда я шевелюсь?)
Но и тут помочь было нечем. Если Джек разыщет Дэнни, он убьет его, забьет до смерти молотком, как пытался забить Венди.
Поэтому она трясла Холлоранна, а потом принялась легонько похлопывать по той щеке, на которой не было синяка.
- Очнитесь, - говорила она. - Мистер Холлоранн, вы должны очнуться. Пожалуйста... прошу вас...
Наверху без устали стучал молоток - это Джек Торранс разыскивал своего сына.
Дэнни стоял, прижавшись к двери, глядя туда, где соединялись коридоры. Молоток не переставая бил по стенам в рваном ритме, и удары звучали все громче. Гнавшееся за Дэнни существо пронзительно кричало, выло и ругалось. Сон и явь соединились без единого шва.
Существо свернуло за угол.
То, что ощутил Дэнни, в определенном смысле было облегчением. Это не был его отец. Маска лица и тела разодралась, разлезлась и сделалась атрибутом скверной шутки. Разве это папа - это чудище из субботней передачи "Вечернее шок-шоу", ужасное существо, которое вращает глазами, горбится и втягивает голову в плечи, а рубашка на нем пропитана кровью? Нет, какой же это папа!
- Сейчас, клянусь Богом, - выдохнуло оно. Обтерло губы трясущейся рукой. - Сейчас ты узнаешь, кто тут хозяин. Увидишь. Им не ты нужен, а я. Я! Я!
И махнуло сплеча исцарапанным молотком, двусторонняя головка которого уже потеряла форму и оббилась от бесчисленных ударов. Тот врезался в стену, проделав в шелковистых обоях круглую дырку. Вылетело облачко известковой пыли.
Существо ухмыльнулось.
- Поглядим, как ты теперь будешь свои фокусы показывать, пробормотало оно. - Я не вчера родился, ясно? И с лавки меня нянька не роняла, Господь свидетель. Мальчик, я намерен выполнить по отношению к тебе свой отцовский долг.
Дэнни сказал:
- Ты не мой папа.
Существо остановилось. На миг показалось просто растерянным - как будто точно не знало, кто или что оно такое.
Потом двинулось дальше. Молоток со свистом ударил по двери, и та глухо откликнулась: "бум!".
- Врешь, - сказало оно. - Иначе кто же я такой? У меня две родинки, у меня пупок чашечкой, у меня даже инструмент имеется, малыш. Спроси мамочку.
- Ты - маска, - сказал Дэнни. - Просто не настоящее лицо. Просто ты не такой мертвый, как остальные, вот и понадобился отелю. Но когда он с тобой закончит, ты превратишься в пустое место. В ничто. Я не боюсь тебя.
- Будешь бояться! - взвыло существо. Неумолимый молоток опустился, со свистом врезавшись в ковер между ступнями Дэнни. Мальчик не дрогнул.
- Ты оклеветал меня! Ты объединился с ней! Ты что-то замышлял против меня! И жульничал! Списал на последнем экзамене! - Из-под мохнатых бровей на Дэнни сверкнули глаза.
В них светилась хитрость сумасшедшего. - Ничего, я и это найду. Сочинение где-то в подвале. Я найду его. Мне пообещали, что я смогу смотреть все, что захочу.
Существо снова замахнулось.
- Да, пообещали, - согласился Дэнни. - Но они врут.
Молоток замер в высшей точке размаха.
Холлоранн начал приходить в себя, но Венди перестала хлопать его по щекам. Минуту назад вниз по шахте лифта приплыли неясные, еле слышные сквозь ветер слова: "Ты жульничал! Списывал на экзамене!". Кричали где-то в глубине западного крыла. Венди была почти уверена, что Дэнни с Джеком - на четвертом этаже и Джек - то, что вселилось в него, - нашел сына. Теперь они с Холлоранном ничего не могли сделать.
- Ох, док, - пробормотала она. Глаза застлали слезы.
- Сукин сын сломал мне челюсть, - хрипло проворчал Холлоранн. - А голова...
Он пытался сесть. Правый глаз стремительно превращался в щелку от вспухающего под ним лилового синяка. Тем не менее Венди он заметил.
- Миссус Торранс...
- Шшшшшш, - сказала она.
- Где мальчуган, миссус Торранс?
- На четвертом этаже, - ответила она. - С отцом.
- Они врут, - снова повторил Дэнни. В голове мальчика что-то промелькнуло, вспыхнув, как сгорающий метеор - слишком коротко, слишком ярко, чтоб поймать и удержать эту мысль. От неё остался только хвостик.
(это где-то в подвале)
(ты вспомнишь, о чем забыл отец)
- Ты... - нельзя так говорить с отцом, - хрипло сказало существо. Молоток задрожал и опустился. - Сам себе делаешь хуже, вот и все. На... наказание. Суровее.
Существо пьяно покачнулось и воззрилось на Дэнни, жалея себя до слез. Жалость стала перерастать в ненависть.
- Ты не мой папа, - снова заявил Дэнни. - А если в тебе осталась хоть капелька моего папы, она знает, что они врут.
Тут все - вранье и надувательство. Как игральные кости, которые папа положил в мой чулок на Рождество, как те подарки, что клйдут на витрину папа сказал, там внутри ничего нет, никаких подарков, одни пустые коробки. Просто показуха, сказал папа. Ты - оно, а не папа. Ты - отель. И, когда ты добьешься своего, то ничего не дашь моему папе, потому что слишком любишь себя. И папа это знает. Тебе пришлось заставить папу напиться Всякой Дряни, потому что только так можно было его заполучить. Ты, врун, фальшивая морда.
- Врешь! Врешь! - крик вышел тонким, пронзительным.
Молоток бешено заходил в воздухе.
- Ну, давай, ударь. Только ты никогда не получишь от меня того, что тебе нужно.
Лицо, в которое смотрел Дэнни, изменилось. Трудно сказать, как - оно не оплавилось, не облезло. Тело слегка содрогнулось, а потом окровавленные пальцы разжались, как сломанные клешни. Выпавший молоток глухо стукнулся о ковер. Вот и все. Но вдруг перед Дэнни оказался папа, он смотрел на мальчика в смертельной муке и так печально, что сердце малыша запылало в груди. Уголки рта опустились, выгнулись дрожащим луком.