— Садись, — его глубокий голос отвлекает меня от траха, и я сажусь за маленький столик. Он возвращается к своим делам, и я внезапно чувствую сладкий аромат лимона.
Я оглядываюсь на него и понимаю, что он разкладывает «Цыпленка Франчезе» на две тарелки.
Мои руки трясутся, когда я кладу их на колени. Он собирается поужинать со мной?
— Я умею готовить, но цыпленок Франчезе я раньше не пробовал. Поэтому вместо того, чтобы все испортить, я заказал немного в маленьком итальянском ресторанчике, — говорит он, ставя передо мной бумажную тарелку.
Он ставит еще одну бумажную тарелку и возвращается к стойке. Он хватает два красных пластиковых одноразовых стаканчика и ставит один передо мной, прежде чем занять свое место.
Он делает глоток напитка и поднимает на меня глаза. — Это водка и лаймом.
Я просто продолжаю смотреть на него. Не могу сказать, шокирована я сейчас или напугана больше. Что, черт возьми, это все о чем?
Он вздыхает и ставит чашку. — Что? — спрашивает он, складывая руки на столе.
Я всматриваюсь в его лицо и пытаюсь подавить нервозность, которую чувствую. — Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Он оглядывается на еду и снова на меня. — Я думал, мы собираемся поужинать.
— Почему? — спрашиваю я.
— Почему? Ну, я чертовски умираю с голоду и подумал, что ты можешь насладиться своей любимой едой, — говорит он, глядя на меня, как на сумасшедшего.
Он заставляет меня чувствовать себя сумасшедшей. Единственный раз, когда он позволил мне увидеться с ним, это когда он украл у меня мой оргазм, и теперь он ведет себя так, будто мы какая-то пара, которая каждый вечер ужинает вместе.
— Тебе вдруг захотелось поесть со мной. Почему?
Его руки сжимаются в кулаки, а челюсть тикает. — Значит, ты не одинока, черт возьми, — говорит он сквозь стиснутые зубы.
Черт возьми, он пытается быть хорошим. На самом деле это не должно меня волновать, но тот факт, что он действительно меня слушает, — это то, к чему я не привыкла. Как бы это ни сбивало с толку, это приятно.
От запаха ужина у меня урчит в животе. Смущенная, я смотрю вниз и обхватываю себя рукой.
— Клара, просто поешь. Я уйду, если ты предпочтешь, — говорит он, глядя на меня и ожидая моего ответа.
Я быстро качаю головой, не желая чувствовать одиночество. — Нет, не уходи, — говорю я.
— Тогда поешь.
Я беру пластиковую вилку, и моя рука дрожит. Мой желудок снова урчит, когда я смотрю на разрезанную курицу.
Пластиковые стаканчики и вилки. Бумажные тарелки с моей едой уже порезаны. Даже сейчас он старается убедиться, что в этот момент я ничего не могу использовать против него или, может быть, против себя.
— Ты мне не доверяешь, да? — я машу всему, что передо мной.
Он ухмыляется, откусывая кусок курицы.
— Я никому не доверяю, — он смотрит на мою тарелку, прежде чем поднять на меня взгляд. — Просто поешь, Клара.
Я не спорю, потому что неужели я доверяю ему, сидящему напротив меня с ножом? Нет, я определенно нет.
Когда я кладу его в рот, я не могу сдержать тихого вздоха. Он оставляет мне еду, в основном то, что я просто разогреваю в микроволновке, но я так давно не пробовала чего-то такого вкусного.
Что-то, что заставляет меня чувствовать себя нормально.
Это говорит о многом, учитывая, что я обедаю с человеком, который держит меня в заложниках.
— Я заставляю тебя нервничать, не так ли? — спрашивает он, его темные глаза следят за каждым моим движением.
Я медленно поднимаю на него глаза, держа вилку с куском курицы. Его глаза мягкие, словно он сожалеет, и я вздыхаю.
— Эллиот, дело не только в том, что я нервничаю. Ты меня пугаешь, — признаюсь я.
Он откидывается на спинку стула и кивает головой. — Почему?
Саркастический смех вырывается из меня, когда я кладу вилку. — Ты серьезно?
— Да.
— Ты взял меня, пока я была пьяна. Ты запер меня, спрятав мою сумочку и телефон. Ты наблюдаешь за мной по скрытым камерам, которые установлены в моей тюрьме. Ты не только хочешь убить моего отца, но я знаю, что ты это сделаешь, потому что видела тебя из окна. Я видела, на что ты способен. Я испытала твой гнев на собственном опыте. Я сижу здесь и каждый день жду, пока ты решишь, что тебе со мной было весело. Я жду неизбежного, когда ты покончишь со мной, — говорю я, быстро вытирая слезы.
— Черт, — шепчет он, сцепив пальцы перед ртом. — Каждый парень, которого я убил, заслужил то, что получил. Они верят, что эти ужасные вещи могут им сойти с рук из-за таких судей, как твой отец, которые ничего не делают. Справедливость должна быть восстановлена, и я не жалею, что являюсь тем, кто служит ей. Каждая жертва заслуживает мира. Я не хватаю случайных людей. Каждый раз происходит обширный процесс, — он смотрит в мои слезящиеся глаза и поднимает бровь. — Сделала ли ты что-то, за что, по твоему мнению, заслуживаешь наказания?
Мои глаза расширяются, когда я качаю головой. Однажды он спросил меня о чем-то подобном, спрашивая, чего, по моему мнению, я заслуживаю. — Я не должна быть наказана за грехи моего отца. Я достаточно пострадала из-за них, — я размахиваю руками, рассматривая все вокруг. — Полностью.
— Ты думаешь, что это такое? Я наказываю тебя за грехи твоего отца?
— Конечно, знаю, — говорю я.
Он поднимает на меня глаза. — Я наказываю себя, Клара.
Я закрываю лицо руками и стону. — Ты чертовски сбиваешь с толку. То, что ты рассматриваешь это как наказание для себя, не имеет смысла. Я та, кто заперта. Я та, кто ждет смертной казни. Ты живешь своей чертовой жизнью.
Я слышу, как его вилка царапает тарелку, и смотрю на него. Он ест. Какого черта?
Будто ничего из того, что я говорю, для него ничего не значит. Он никогда не дает прямого ответа, и, вероятно, это часть того, как он трахает мой разум.
Я могла бы выбежать за дверь прямо сейчас. Я могла бы оттолкнуться от стола и выбраться из кухни за считанные секунды. Я оглядываюсь вокруг, и его вилка с грохотом падает на тарелку.
— Даже не думай об этом, — предупреждает он.
— Что? — я спрашиваю как можно невиннее.
— Я могу бежать быстрее.
Я качаю головой. — Я не думала о бегстве, — я так разбита.
Мы едим в неловкой тишине, и хотя у меня скручивает желудок, я признаю, что эта еда потрясающая.