Она бы запомнила: широкие, немного сутулые плечи, пышные черные волосы до плеч…
Рей замерла. Она привыкла спать с открытым балконом, иначе было слишком душно. И сейчас ничего не отделяло ее от чужого мужчины вдвое крупнее ее. Как он вообще туда попал? Четвертый этаж, пожарной лестницы нет. Влезть с чужого балкона, не повредив ни одного растения, не порвав ни одной опоры? При его-то габаритах?
Леденящий страх — страх перед необъяснимым — затопил внутренности.
Пришелец качнул головой, будто решаясь — он не замечал Рей, та спала в глубине комнаты, — и осторожно, чтобы не порвать тюлевую занавеску, нажал на дверь.
Надо было что-то делать, и быстро. Рей как была, в ночнушке, вскочила с дивана и с разбегу всем телом навалилась на дверь со своей стороны.
— Куда ты лезешь, вон отсюда! — выкрикнула она первое, что пришло в голову.
Как ни странно, он отступил без борьбы. Дверь захлопнулась. Рей поневоле оказалась лицом к лицу с незваным гостем.
Он не походил на грабителя. Вообще ни на кого, кого она ожидала увидеть. Сквозь стекло и тюль на нее смотрели печальные карие глаза. Полные яркие губы были приоткрыты и чуть вздрагивали, точно собирались что-то сказать. Бледное угловатое лицо с крупным носом, который его совершенно не портил, а лишь придавал своеобразного мужественного очарования, было как будто вообще не из этого мира. Лицо сказочного рыцаря, зачарованного принца, на котором застыла растерянность и горечь: как будто, закрыв перед ним дверь, она глубоко ранила его…
Это длилось секунду, а потом незнакомец исчез. Рей вздрогнула от неожиданности: там, где был человек, возникла черная пчела, которая сначала ударилась в стекло, а потом с жужжанием сделала зигзаг по балкону, нырнула между листьев фасоли и пропала.
Это было слишком странно, чтобы как-то реагировать на то, что произошло. Рей просто легла досыпать, потом проснулась, сходила на экзамен, потом в столовую, потом в библиотеку… Вечером они вчетвером гуляли в парке и пили пиво в честь сдачи. Странное утреннее происшествие затерлось в памяти, и вскоре Рей уже не могла сказать, было оно или самозародилось в ее утомленном мозгу от недосыпа и нервного перенапряжения.
***
Три ночи спустя ей приснился Цветочный замок. Он был в точности таким, как она оставила его лет в шесть или семь, когда выросла из этой игры. В красках, в мельчайших подробностях, которых она уже не помнила наяву. И там был он — черный рыцарь с печальными глазами встретил ее в беседке из красной фасоли.
— Рей, — сказал он проникновенно, — у меня нет никакого гарема из двух-трех самок. Только ты. Ты одна.
Рей открыла рот, чтобы ответить, и проснулась.
***
Сессия кончилась. Дни пошли на убыль, а жара в гору. Красная фасоль по-прежнему цвела, хотя из прежних цветов внизу стеблей уже завязались стручки.
Фиолетовый ксилокоп не прилетал. Или прилетал, но ни утром, ни вечером, ни днем по выходным ей не удавалось застать его. Потом Рей перестала вставать на рассвете.
Потом кончилось лето.
На холодном ветру, обрывая засохшие стебли, чтобы отвязать лески и освободить балкон, Рей вдруг остро ощутила, что это — последнее напоминание о загадочном летнем приключении, о котором она до сих пор не знала, что думать.
Смутная, ноющая пустота в груди, оставшаяся от того утра, так никуда и не делась.
Загадочный незнакомец снился ей еще несколько раз, осенью и зимой. Эти сны уже не были такими красочными и живыми, как первый: они просто сидели на кухне у нее или где-то в гостях, и Рей горячо говорила:
— Понимаешь, даже если б я поцеловала тебя и ты стал человеком, что дальше? У тебя нет документов, жилья, работы… никаких средств к существованию. Я бы не смогла прокормить тебя…
Потом просыпалась с чувством жгучего стыда за эти жалкие доводы, больше похожие на запоздалую попытку оправдаться.
В апреле она достала банку с декоративной фасолью, покатала в ладони пригоршню блестящих бордовых зерен и высыпала обратно. У нее не будет второго шанса сделать то, что мучительно хотелось сделать, сказать то, что не успела сказать. Пчелы-плотники переживают зиму, но — только самки.
***
Как-то Рей вышла из подъезда вынести мусор. На ветвях чирикали синицы, где-то поодаль шоркал метлой одинокий дворник. Под стеной дома доживали последние дни отвалы грязного снега, но газоны уже зеленели вовсю, а на клумбах цвели крокусы и примулы. Над ними жужжали первые шмели.
У Рей екнуло сердце: в боковом зрении блеснуло знакомое черно-синее… На желтых цветах примулы, соскальзывая и помогая себе крыльями, возилась крупная ксилокопа. Рей поставила ведро на землю. Медленно, как в кино, насекомое оторвалось от цветка и полетело к ней.
— Это ты… — сами прошептали губы.
В следующий миг перед ней стоял высокий мужчина в джинсах и темно-синей куртке и как будто собирался что-то сказать.
— Не говори ничего! Прости, прости! — выпалила Рей, бросилась к нему и поцеловала.
У него были восхитительные губы — пухлые, нежные. Поцелуй получился упоительным, лучше чем все, что Рей успела испытать на своем небогатом жизненном опыте. Потом она почувствовала, что ее берут за плечи две большие ладони. Ее незнакомец мягко отстранился и серьезно заглянул ей в глаза сверху вниз.
— Рей, — проговорил он с волнением. — Мне есть на что жить. Я работаю начальником отдела, и у меня есть квартира. Выходи за меня замуж.
Хэппи энд