На лицах девушек играли лёгкие полуулыбки. Не сражения их интересовали, и не сильные враги. Лишь их танец — то, где можно показать всю себя и пройтись по лезвию бритвы. Им просто нравилось танцевать с оружием, нравилось чувствовать его вес, нравилась та гамма ощущений, когда каждое движение может привести к смерти. Сладкая опасность, что так манила и привлекала девушек, раскрылась в полной мере.
Ведь они доверяли друг другу, они знали каждое движение партнёра и подстраивались под него. А сражения и враги — это тлен, не заслуживающий их внимания. Всё окружение для них было всего лишь помехой, которая не стоит даже внимания. Для них во всём мире существовали лишь они сами, их танец и их оружие, песня, создаваемая его свистом, песня, что заставляла их двигаться дальше и петь её, Симфонию разрушения.
Эта сюрреалистичная картина повергла в шок и трепет тех немногих, кто мог различить лица девушек. То, что происходило на этой территории, не поддавалось никакому осмыслению. Полуулыбки, которые в обычное время были бы прекрасными и завораживающими своей красотой у этих девушек — всё это приковывало взгляд разумных.
Только симфония смерти не останавливала свой ход, и очередной засмотревшийся враг разрывался на кусочки сдвоенным ударом девушек — и даже так он не сразу понимал, что уже умер. Однако капельки крови, летающие вокруг них, попадая на лица людей, выводили их из плена иллюзии и сталкивали с суровой действительностью.
Мечи проносились в опасной близости от их тел, рисуя на их броне узоры из крови, которая впитывалась в живую одежду. Наклон головы Адинэ — и меч Зеновии проносится в опасной близости от её шеи, чтобы разрезать очередного врага. Едва уловимое смещение Зеновии в сторону — и меч Адинэ проносится со свистом прямо перед её носом, слегка окрашивая её волосы в красный и разрубая врага от паха до головы.
На заднем плане мелькали световые вспышки, золотые молнии и огненные шары, что, взрываясь, добавляют новые звуки в Симфонию смерти, звучавшую здесь. Свист мечей, раскаты грома, взрывы, предсмертные крики и стоны — всё это сливалось в одну песню, что поют девушки.
Остальные звуки как будто заглушались, и в этой песне вокалистом выступала Гаст, своими криками добавляя новых красок в песню, что звучала вокруг. И, не выдержав этого ужасающего, но прекрасного зрелища, ряды противников дрогнули — слишком это всё для них было… чуждо.
В отдалении и по краям барьера стали пытаться его пробить многочисленные дезертиры, которые старались убежать от этой вакханалии чистого разрушения. Они не были готовы умереть такой смертью. Но это им не помогло, и они неожиданно стали лишаться голов. От одного к другому следовала струйка крови, что оставалась на косе, не стеснявшейся бить их в спину, ведь они были всего лишь дезертиры и предатели. Да, понятно, что своя жизнь дороже, но тогда зачем они сюда полезли?
Однако Присцила не спрашивала их, ей их мысли и мотивы были совершенно безразличны. Они атаковали их, и за это они падут перед ними. Кто пришёл убивать и разрушать, сам нарвётся на их гнев. Она не чувствовала абсолютно ничего по отношению к врагам, она просто убивала их. Один удар, исчезнуть, появиться за спиной другого, снова удар, снова исчезнуть… Она не воин — она убийца. И сама девушка это прекрасно понимает, только её никто не заставляет убивать. Она просто делала то, что должна, не больше и не меньше.
Но даже звуки, издаваемые её косой во время удара, вплетались в эту причудливую песню. Удары косы рассекали воздух и тела противников, не встречая сопротивления, и те со слабым чавкающим звуком распадались на неровные лоскуты. Даже Присцила стала частью танца, что танцевала вся стая, и война была их музыкой. Звуки битвы, предсмертные стоны, влажный звук расходящейся плоти — всё это вплеталось в песню охоты.
Многие, видевшие этот танец, лишились рассудка, предпочитая безумие открывшейся им реальности, и смерть стала для них избавлением. Ведь видеть столько одновременных смертей вокруг в столь малый промежуток времени и видеть алую дорожку, что следует от одного человека к другому, очень и очень страшно. Никто просто не понимал, что забирает их жизни, а непонятное пугает.
В другом же конце этой территории проходила битва красного дракона и белого. Они перебрасывались ударами и не могли нанести друг другу много урона.
— Крушитель Баланса: Небесная броня! Белый дракон! — прокричал Вали, которму надоела эта рукопашная, и сразу покрылся белой бронёй с прозрачными крыльями. Белый дракон, или, как его называют, Исчезающий, способен делить силу вражеского удара надвое, передавая отнятую силу своему носителю Очень и очень противная способность… И именно это больше всего и раздражало Драйгу.