Девочки, что раньше были слабыми, выросли… она сама видела, как они тренируются. Но лишь сейчас всё выстроилось в цельную картину, создаваемую их движениями, словно… единым организмом.
Глава семьи держит это место и не даёт уйти противникам. А его стая резвится… они просто танцуют и, похоже, их даже не заботят противники — о нет, противники лишь добавляют новых красок в эту песню. Песню столь прекрасную, что она заставляет мурашки бегать по спине. Силы, что обитают там, ужасают и завораживают. Даже в этой комнате, превращённой в крепость, ощущаются отголоски буйствующих на воле сил, которыми оперируют девушки.
Грейфия лишь изредка вступает в бой с особо настырными, она была подобна валькирии, преданно прикрывающей спину своей госпоже. Риас же волну за волной посылала своё пламя навстречу врагам. Далёкие выстрелы и взрывы всего лишь исполняли роль ударных инструментов в песне, что пела сама стихия в руках этих девушек.
Огромная тёмная сфера над этим местом снова мигнула, и количество врагов вновь увеличилось. Слишком страшная по силе эта магия или способность, эта сфера была самым удивительным среди всего увиденного.
Сфера, в которой только течёт время, а весь остальной мир будто замер. И количество энергии на поддержание такой магии должно быть просто астрономическим, и лидеры признавались сами себе, что подобное они долго бы не удержали, а Атрум держит эту сферу уже очень давно.
Она была чуждой для их понимания, но она была не просто действенной, а убийственно действенной. У противников не было и шанса, слишком уж в разных они были весовых категориях.
Хоровод душ же продолжал набирать силу, и теперь даже обычные разумные, что находились здесь, смогли их видеть — искорёженные у душ лица, отсутствие конечностей, нарывы и гниль, что была на них.
Внезапно на это место спустилась тяжёлое осознание того, что здесь происходит. То, что даже после смерти им не обрести покой. Неспешно плавая в окружающем пространстве, души кричали, многие из них начинали чесаться и пытались содрать с себя гниль, разрывали свою призрачную плоть с гнилью и откидывали её в сторону, пытаясь избавиться от этой мерзости… чтобы обнаружить что гниль находится и под кожей.
Они пытались избавиться от неё, отрывая всё большие и большие куски своей призрачной плоти, проникая своими же пальцами всё глубже и глубже. Запах гнили стал распространяться в этом месте, он был настолько невыносим, что некоторые умирали, лишь вдохнув его. Они не могли этого вынести, понимая, что подобная участь ждёт и их. Они уже чувствовали, как черви ползают под их кожей, и с каждым вдохом их количество лишь увеличивалось.
Оружие стало выпадать из их рук, и они, не веря своим ощущениям, стали подносить свои руки к глазам, чтобы узреть, как кожа двигается… нет, как под кожей двигаются многочисленные паразиты. В немом крике раскрывались их рты, и из их ртов вырывались рои мух, что плодились в их лёгких.
Ужасная картина, которую рисовало их собственное сознание, дабы защитить хрупкого хозяина от того ужаса, что они переживают, от действительности, в которой они лишь разменная монета и они не стоят ничего. В этом месте собрались многие разумные, и, сбившись в кучу, они даже не представляли, что сражаются за эфемерное благо, сражаются с неизвестным противником, который отвечает так, как привык и не смотрит на противника как на равных.
Ведь для этих девушек эти разумные не были противниками — нет, они всего лишь помехи в их прощальной песне этому миру, дань которому отдаёт стая, вскрывая гноившуюся рану на его энергетике. Прощальная песня, которая сначала вскрывает гноящееся место и с корнем вырывает гной, что там скопился, и запах тины и смрада это подтверждал.
И мир пока только осознавал, что именно происходит. Такое количество собравшихся в одном месте носителей гнили было стрессом для мира, и в этом месте стала истончаться сама реальность. Однако сфера отрицания не просто удерживала этот мир от реакции, но и лечила его.
Песня продолжала своё звучание, но стала постепенно затихать, звуки сражения и крики умирающих стали замолкать, а выстрелы и взрывы прекратились уже давным-давно. Разумные умирали пачками, попадая под перекрёстный огонь и под небрежные движения девушек, относившихся к ним не более чем к назойливым мухам.