Следующим утром, простившись с Алексис, Ботаником и Чернышом на два месяца, а с остальными на неделю, Морфеи забрались в экипаж. Сейчас, когда после того, как Лани излила Сарифу душу, ей, для закрепления эффекта нужна была смена обстановки. Так что Лазарь уже твердо решил, что убедит родителей отпустить их в поездку.
Дома, как и во все предыдущие разы их ждали с распростертыми объятиями. Неделю назад по случаю успешного окончания Лазом и Лани первого года учебы в особняке Морфеев планировали устроить званый ужин и уже подготовили приглашения. Однако всё те же печальные события расстроили все планы. Так что на этот раз дети отпраздновали событие в тесном кругу семьи. За столом вместе с ними сидел маленький парень, их младший двоюродный брат. Сейчас ему было два с хвостиком года. Белобрысый, как и вся семья отца Лазаря, маленький Истрис, наслушавшийся историй про своего гениального старшего брата сейчас сидел рядом с Лани с очень серьезным лицом. Изо всех сил стараясь выглядеть взрослым, он только становился милее. Девочка от души смеялась, когда, подражая своему отцу мальчик обращался к ней “юная леди”.
Обед проходил очень оживленно, пока на другой стороне стола, там, где сидели взрослые разговор не зашел о женитьбе. Началось все с того, что Фелиция поинтересовалась у единственного сейчас холостого Морфея, когда же тот приведет в семью женщину. Сивлис был самым младшим из трех братьев, но ему было уже двадцать пять лет. А в этом возрасте мужчина обычно если не был женат, то у него точно был кто-то особенный на примете. Затем обсуждение плавно перетекло на тему свадеб вообще. А затем, заболтавшись и совершенно обо всем забыв, жена Сартиса Агата, громко через весь стол спросила у Лани:
-«Дорогая, а у тебя есть кто-то на примете?»
Через секунду она поняла, какую глупость сморозила, но было уже поздно. Ланирис поменялась в лице, встала и со слезами на глазах выбежала из-за стола. Все празднование сразу пошло коту под хвост. Фелиция побежала успокаивать дочь, бросив на прощанье в Агату испепеляющий взгляд. Та сидела белая как мел, прекрасно понимая, что натворила. Лазарис вместе с отцом тоже встали, поблагодарили за еду и ушли. Через пол часа столовая совсем опустела. Никто уже не мог продолжать праздник в такой атмосфере.
Санктус вместе с сыном зашли в комнату к Лани. Та, уткнувшись маме в грудь что-то говорила сквозь слезы, а Фелиция нежно гладила ее по голове. Мужчины вошли и тихо присели в сторонке, понимая, что сейчас ничем помочь не в силах. Когда девочка успокоилась и перестала плакать Лаз заговорил:
-«Мама, папа, нас с сестрой зовет на каникулы съездить за город одноклассник. Мне кажется, что это очень хорошая идея и она пойдет на пользу всем».
Пара давно уже привыкла, что их сын не нуждается в их поддержке. В отличие от сестры он даже в младенчестве никогда не плакал, а потом, едва научившись ходить и говорить начал вести себя максимально самостоятельно. Они приняли тот факт, что Лаз никогда не был и не будет как все. Что он куда умнее и рассудительнее даже некоторых взрослых. Так что, несмотря на то, что в общении с ним Санктус и Фелиция продолжали вести себя как родители, внутри они уже давно приняли парадоксальную истину. Их шестилетний сын уже взрослый и воспринимать его слова и поступки нужно соответственно.
Поэтому они, не обращая внимания на немного неуместную ситуацию задумались над предложением Лаза. Поразмышляв минуту, они поняли, что слова их сына совершенно правильны. Пока его с сестрой не будет в городе про нашумевший случай забудут, как и про все подобные скандальные новости. А Лани проведет время с друзьями на природе, будет смеяться и шутить и довлеющие над ней воспоминания превратятся в пусть и кошмарный, но сон.
Уснувшую от переизбытка чувств Ланирис оставили одну, а Лаз вместе с родителями ушел к папе в кабинет. Там он рассказал обо всех известных ему деталях поездки. В Академии Лаз говорил так как ему хотелось, в полном соответствии с тридцатилетним разумом. И каждый раз, приезжая домой, он понемногу убирал из своей “детской” речи все “детские” словечки, выражения и ошибки. Он понимал, что его родители не купились бы на такой простой трюк, но другого выбора он не видел. Лазарь знал три вещи: он сын этих людей; он очень их любит, и эти чувства взаимны; он больше не может изображать из себя ребенка. Так что Лаз решил пойти ва-банк. Если родители любят его так же, как и он их, то примут Лазариса каким бы он ни был. Если нет – тогда их любовь слаба, а быть сыном таких людей Семен Лебедев не хотел. И его ставка сыграла.