Поскольку фильмы, ставшие предметом данного исследования, создавались на протяжении шестидесяти лет, поиск релевантного исторического контекста для их интерпретации сопряжен с определенными трудностями. Легко спроецировать на конкретный фильм редуктивный, стереотипный взгляд на определенный период времени или ошибиться в нюансах смысла, которые трудно уловить современному зрителю. В то же время современные фильмы ставят перед зрителем другие задачи, поскольку он может оказаться слишком близко к текущим тенденциям, которые еще предстоит выявить, или обнаружить, что занятие узким кругом актуальных проблем затмевает историческую преемственность. Разумеется, нет простого способа решить эту дилемму, поскольку ни историческое всезнание, ни абсолютная объективность недостижимы. Очевидно, что прочтения в этом исследовании окрашены культурно-историческими перспективами, а также теоретическими предпосылками, прежде всего моими собственными. Тем не менее, я стремлюсь компенсировать эти ограничения, балансируя между вторичными источниками и внимательно следя за каждым текстом, чтобы не превратить его в пустое проекционное пространство.
Выбор
фильмов
Целью данного исследования не является составление исчерпывающего списка фильмов ужасов и их пересъемок. Вместо этого я выбрал шесть примеров из разных периодов и поджанров для глубокого анализа. Эти фильмы не претендуют на то, чтобы охватить все возможные подтипы ремейков ужасов, но они предлагают некоторый диапазон тем и стилей, а также служат для освещения различных подходов к ремейкам. Большинство первых фильмов считаются знаковыми в том или ином смысле. Они могут оказывать влияние на цикл фильмов или на весь жанр, восхваляться как особенно совершенные или нести в себе социально-политический подтекст. Например, три из этих фильмов - "Нечто из другого мира" (1951), "Вторжение похитителей тел" (1956) и "Хэллоуин" (1978) - входят в Национальный реестр фильмов Библиотеки Конгресса,2 , выбранный для сохранения как "произведения, имеющие непреходящее значение для американской культуры" ("Часто задаваемые вопросы о Национальном реестре фильмов"). Хотя критерии этого и других канонизирующих органов не обязательно совпадают с областью моих интересов в данном исследовании, они, тем не менее, указывают на определенный потенциал для интерпретации.
Однако, как следствие, выбранные мною фильмы укрепляют уже изжитый жанровый канон. Потенциальная проблема, связанная с этим, должна быть очевидной: чрезмерное увлечение калькированным перечнем якобы классических текстов чревато игнорированием последних и жизненно важных тенденций, поскольку концепция жанра фильтруется только через устоявшиеся произведения прошлого. В случае с ремейками фильмов, однако, трудно обойтись без привычной почвы, поскольку источники для ремейков почти по определению каноничны. Прошлый успех и признание являются практически обязательным условием для того, чтобы фильм был переделан, и даже менее известные фильмы возвышаются и канонизируются благодаря акту переделки. Однако, в то время как первоначальные фильмы обычно становятся частью жанрового (или культового) канона, их ремейки обычно игнорируются или получают меньший статус из-за своей производной природы. Таким образом, уделяя равное внимание ремейкам, мое исследование, помимо прочего, направлено на расширение соответствующих жанровых канонов.
Кроме того, мой выбор фильмов зависит от ряда дополнительных критериев, основанных на целях, поставленных перед данным исследованием. Во-первых, для того чтобы изучить повторение и трансформацию кинотекстов, я сосредоточился на фильмах, не имеющих сильных литературных источников. Это исключает большинство адаптаций классических готических повествований, таких как определяющие жанр фильмы ужасов "Дракула" (1931) и "Франкенштейн" (1931) в 1930-40-х годах, а также их обширное кинематографическое наследие. В силу устоявшегося статуса литературных источников ремейки этих фильмов тяготеют к переадаптации, то есть отдают предпочтение литературным, а не кинематографическим исходным текстам (см. Leitch 45). Несмотря на то, что процессы, связанные с адаптацией, во многом схожи с процессами ремейкинга, я намерен сосредоточиться на последнем и избежать сложностей, связанных с интер- или трансмедиальностью.