В лесу за лугом бегали олени – я чувствовал их запах в зимнем ночном воздухе.
А я, прежде всего, был голоден.
Я очнулся рано утром. Я лежал голым. Рядом со мной в снегу валялся обглоданный олень. По его глазу ползла муха, язык вывалился из мертвого рта, что выглядело комично и жалко, напоминая картинку животного в газетном комиксе.
Снег возле распоротого оленя светился кроваво-красным цветом.
Мое лицо и грудь были липкими и красными. Горло испещряли коросты и шрамы, отчего оно сильно зудело. К следующему полнолунию все заживет.
Солнце, маленькое и желтое, светило далеко-далеко, но небо было голубым, без единого облачка. Ветра не было. Вдали я слышал рев моря.
Замерзший, голый, испачканный кровью, я был совсем один. Ладно, подумал я, при рождении такое случается со всеми. Просто у меня это бывает раз в месяц.
Я был неимоверно измотан, но мне придется потерпеть, пока не найду заброшенный сарай или пещеру. Потом я собираюсь проспать пару недель.
Низко в небе пролетел ястреб, в его когтях что-то болталось. На мгновение он завис надо мной, затем бросил небольшого серого кальмара в снег к моим ногам и взмыл вверх. Безвольный моллюск лежал неподвижно и тихо, шевеля щупальцами в окровавленном снегу.
Я принял это за предзнаменование, пусть и не знал, доброе оно или нет, но мне уже было все равно. Повернулся спиной к морю, лицом к темному Инсмуту и пошел в сторону города.
Бульдозер
Лэрд Баррон
1
– И тогда Он откусывает руку, в которой я держу пистолет.
Христос на пони – вот новое измерение боли.
Вселенная вспыхивает белым. Буря из семян одуванчиков, циклон огня. Это – Колизей во всей своей красе, немецкий оркестр в полном составе. В моем черепе взрываются снаряды, и его верхушка отваливается.
Мне лучше принять это или мне конец.
Я же Пинкертон.[17] А это что-нибудь да значит. У меня есть пистолет – мой верный кольт и жетон, на котором мое имя выгравировано под изображением немигающего глаза. Я – подлинный товар. Я стреляю наповал, я малый не промах. Я попал точно в цель в Балтиморе, когда наемные убийцы покушались на Честного Эйба.[18] Расчехлил свою пушку и выпустил в этих подонков всю обойму. Эйбу стоило пригласить меня в театр. Может, он все еще здесь. Сидит в своем кресле-качалке и строчит о победе Юга.
А теперь даже курок спустить не могу. Зато могу разбрызгать свои инициалы по потолку.
Я же Пинкертон, я Пинкертон, я чертов Пинкертон.
Разумеется, тебе жаль, сукин ты сын, тебе жаль. Ты размышляешь, прежде чем принять что-то на веру, как прорицатель. И я буду напевать это, пока крашу эти стены.
Бельфегор не отче мой, сущий на небесах. Меня любит Иисус.
Иисус Христос.
Мои яйца звенят при ходьбе.
Я подхожу к окну.
Ладно, не подхожу, а подползаю.
Если я доберусь до окна, то разобью стекло и выброшусь солдатиком.
Нужно поторапливаться, тени снуют туда-сюда.
Земля на своей оси смещается к черной-черной радуге, которая закатывается во впадину.
Я рад, что та девушка успела запрыгнуть на последний поезд. Надеюсь, во Фриско[19] она сможет продать это за такие деньги, каких она никогда не видела в этой глуши.
Я пью крепкий ирландский виски, который еще приятнее пить из ее пупка. Она умна, у нее красивые стройные ноги и голубые глаза – глубокие, как дуло пистолета, лежащего на полу под комодом. Не верится, что из культи может вылиться столько крови. Не верится, что дошло до этого. Я слышу, как Он тяжело ступает на половицы, извиваясь. Он уже перекусил, теперь ему хочется больше мяса.
Подними пушку левой рукой, Пинкертон, подними ее и прицелься уверенно, а не как пьяница, у которого двоится в глазах.
Аллилуйя.
И кто теперь будет смеяться последним, ты, ублюдок с разинутым ртом? Я говорил тебе, что стреляю наповал, а теперь ты понимаешь, что уже слишком поздно.
Я просто скажу: «Бах-бабах!»
Мне больше нечего добавить в свою защиту, дамы и господа присяжные. Я
2
– Пинкертон. Да чтоб ты обделался!
Машинист, жирный боров в полосатом комбинезоне, бросил на меня беглый взгляд. Затем сплюнул жвачку и наклонился к печи. По его словам, он никогда не слышал об этом моем Рубене Хиксе. И пока этот жалкий узкоколейный вагон не докатился до окраин Пардона, он не произнес ни слова.
17
Сыщик Нат Пинкертон – герой популярных в начале XX в. анонимных детективов. Тогда же его имя стало нарицательным для всякого удачливого сыщика.