– Прекрасно. Если на меня не нападет пилот. Вы можете со мной сейчас рассчитаться.
– С вами? Рассчитаться? Вы работали только один день. Вы должны Станции за дорогу, за форму, за еду…
– О, не берите в голову, – Джин развернулась и запустила себя в коридор. Пройдя в комнату, она стала собирать свои вещи.
В дверь просунулась голова миссис Блейскелл.
– Вы здесь… – она фыркнула. – Мистер Эрл спрашивает вас. Он непременно хочет вас видеть. – Было заметно, что она этого не одобряет.
– Конечно, – сказала Джин. – Сейчас иду.
Миссис Блейскелл удалилась.
Джин толкнула себя вдоль коридора к грузовой палубе.
Пилот баржи помогал грузить какие-то пустые металлические барабаны. Он увидел Джин, и лицо его перекосилось.
– Снова вы?
– Я собираюсь с вами обратно на Землю. Вы были правы. Мне это не подошло.
Пилот кисло кивнул:
– На этот раз вы поедете в грузовом отсеке. Это не повредит никому из нас… Я, если вы разместитесь спереди, ничего не могу обещать.
– Согласна, – сказала Джин.
– Отправление через час.
7
Когда Джин добралась до отеля «Атлантида» в Столице, на ней были черное платье и черные туфли-лодочки. Она знала, что выглядела в них более взрослой и более утонченной. Она пересекла вестибюль, бросив по сторонам настороженный взгляд: нет ли детективов. Иногда они питали недобрые чувства к молодым девушкам, которых никто не сопровождает. Полицейских лучше избегать, держаться от них подальше. Когда они обнаружат, что у нее ни отца, ни матери, ни опекуна, у них может появиться желание передать ее в какое-нибудь безотрадное государственное учреждение. В некоторых случаях, чтобы сохранить собственное независимое положение, приходилось идти на крайние меры.
Но детектив отеля «Атлантида» не обратил внимания на черноволосую девушку, спокойно пересекавшую вестибюль, да и навряд ли вообще заметил ее. Лифтеру показалось, что она проявляет беспокойство то ли от скрываемого возбуждения, то ли просто от нервного характера. Портье на тринадцатом этаже отметил, что она искала номер, следовательно, не знакома с отелем. Горничная видела, как она нажала кнопку звонка номера 3001, как открылась дверь и девушка изумленно отшатнулась, затем медленно прошла в номер. Странно, подумала горничная, но мыслей этих ей хватило на несколько минут. Затем она принялась перезаряжать разбрызгиватели пены в общественных душевых, и событие напрочь забылось.
Номер оказался просторный, элегантный, дорогой. Его окна открывались на Центральный Сад и Морисоновский Зал Справедливости. Меблировка работы явно профессионального мастера – гармоничная, но лишенная какого-либо своеобразия. Однако несколько случайных предметов намекали на присутствие женщины. Но женщины Джин не видела. В комнате находились только она и Фосерингей.
На Фосерингее были приглушенных тонов фланелевый костюм и темный галстук. Среди десятка людей он бы уже затерялся.
На мгновение удивившись, он пригласил ее:
– Входите.
Джин стрельнула взглядом по комнате, ожидая увидеть жирное, смятое гравитацией тело. Но Лайонелла не было, и возможно, Фосерингей его ждал.
– Ну, – спросил он, – что привело вас сюда? Садитесь.
Джин погрузилась в кресло и закусила губу. Фосерингей смотрел на нее. Осторожно ходил по комнате. Она рылась у себя в уме. Какой законный повод могла она найти, чтобы заявиться к Лайонеллу? Возможно, Фосерингей догадался, что она встанет у него на пути… А где Хаммонд? В затылке что-то защипало. На нее смотрели сзади. Она быстро оглянулась.
В комнате кто-то старался держаться в тени. Но не слишком умело. Теплый, успокаивающий поток знания прорвал пленку непонимания в мозгу Джин.
Она улыбнулась, и меж губ показались маленькие белые острые зубки. В комнате была толстая женщина, очень толстая, розовая, пылающая, с дрожащей плотью.
– Чему вы улыбаетесь? – поинтересовался Фосерингей.
Она использовала его собственную технику беседы.
– Вам не интересно узнать, кто дал ваш адрес?
– Очевидно, Веббард.
Джин кивнула:
– Леди ваша жена?
Подбородок Фосерингея чуть вздернулся:
– Вернемся к делу.
– Хорошо, – согласилась девушка. Оставалась вероятность, что она делает страшную ошибку, но рисковать было необходимо. Вопросы вскроют ее неуверенность, лишат козырей при торговле. – Сколько у вас есть денег? Сейчас. Наличными.
– Тысяч десять-двадцать.
Джин изобразила разочарование.
– Недостаточно?
– Вы послали меня на дохлое дело.
Фосерингей сел молча.
– Эрл мог бы увлечься мной разве что откусив язык. Его вкусы по отношению к женщинам в точности как ваши.
Фосерингей не высказал своего раздражения:
– Но два года назад…
– Этому есть причина, – Джин удрученно подняла брови. – Очень плохая причина.
– Ну, давайте.
– Он любит земных девушек, потому что они уроды. По его мнению, конечно. Эрл любит уродов.
Фосерингей потер подбородок, наблюдая за ней пустыми круглыми глазами.
– Я никогда не смотрел на дело с той стороны.
– Ваша схема могла бы сработать, будь Эрл хотя бы частично нормальным. Но я не нашла в нем ничего, что могло бы помочь ее осуществлению.
Фосерингей холодно улыбнулся:
– Чтобы сообщить это, не надо было заявляться сюда.
– Отнюдь. Я знаю, каким образом Лайонелл Эберкромби может вернуть себе Станцию… Вас, конечно, зовут Фосерингеем.
– Если меня зовут Фосерингеем, тогда почему вы меня здесь искали?
Джин звонко и весело рассмеялась:
– Почему вы думаете, что я искала вас? Я искала Лайонелла Эберкромби. Фосерингей мне не нужен, если я не могу выйти замуж за Эрла. А я не могу. И денег у меня мало. Так что я теперь ищу Лайонелла Эберкромби.
Фосерингей постучал хорошо наманикюренным пальцем по колену, покрытому добротной фланелью, и спокойно сказал:
– Я Лайонелл Эберкромби.
– Откуда я знаю, что вы говорите правду?
Он бросил ей паспорт. Джин посмотрела его и бросила обратно:
– О'кей. Теперь так: у вас есть двадцать тысяч. Этого мало. Я хочу два миллиона… Раз у вас нет их, значит, нет. Я не предъявляю чрезмерных требований. Но я хочу иметь уверенность, что получу их, когда они у вас будут. Поступим следующим образом: вы напишите документ, скажем, вексель, что-нибудь законно оформленное, что даст мне долю в Станции Эберкромби. Я согласна продать вам его обратно за два миллиона долларов.
Фосерингей покачал головой:
– Такое соглашение налагает обязательства на меня, но не на вас. Вы несовершеннолетняя.
Джин возразила:
– Чем скорее я избавлюсь от Эберкромби, тем лучше. Я не жадная. Вы можете наслаждаться своим миллиардом. Я хочу только два миллиона. Кстати, как вы насчитали миллиард? Веббард говорит, что все стоит не больше сотни миллионов.
Рот Лайонелла искривился в ледяной усмешке:
– Веббард не учитывал имущество клиентов Эберкромби. Некоторые весьма богатые люди очень толстые. Чем толще они, тем меньше нравится им жить на Земле.
– Они всегда могут предпочесть другую курортную станцию.
Лайонелл покачал головой:
– Там другая атмосфера. Эберкромби – это мир толстых. Единственная точка во Вселенной, где толстый человек может гордиться своим весом.
В его голосе звучали нотки сожаления. Странно, подумала Джин. Она сказала мягко:
– Вы сами тоскуете по Эберкромби?
Лайонелл мрачно улыбнулся:
– По чужой Станции Эберкромби.
Джин села поудобнее.
– Сейчас мы подойдем к юристу. Я знаю хорошего. Ричард Майкрофт. Я хочу, чтобы документ был без изъянов. Может быть, я найду себе попечителя, опекуна.
– Вы не нуждаетесь в опекуне.
Джин самодовольно усмехнулась:
– Конечно, нет.
– Вы еще не сказали мне, в чем состоит ваш план.
– Я скажу вам, когда буду иметь документ. Отдавая часть собственности, которая вам не принадлежит, вы ничего не теряете. А когда вы ее мне отдадите, помочь вам обрести ее будет в моих интересах.