– Они убьют меня! – закричала Черри. – Они только и говорят об этом!
– Варварство! – разбушевался Колвелл. – Проклятые дикари! И они хвастают цивилизованностью здесь на Кодироне!
– Мы достаточно цивилизованны, чтобы вылавливать ваших убийц, – заметил уравновешенно шериф, – и поступать с ними так, чтобы они убивали только один раз.
– Вы слышали когда-нибудь о коррекции личности? – спросил Колвелл язвительно.
Шериф пожал плечами:
– Эти песни не помогут, Колвелл. Здесь пока еще честная страна. Когда мы ловим убийцу, мы помещаем его туда, где он больше никого не побеспокоит. Никаких там этих пустячков и дурацких госпиталей, мы простые люди.
Колвелл сказал осторожно:
– Почему вы стараетесь возложить вину на эту девушку?
– Есть свидетели, – сказал шериф самодовольно. – Двое заметили, как она входила туда, где был убит этот самый Гем Моралес. Дюжина других видела ее в Райской Аллее примерно в то время. Абсолютная идентификация, никаких вопросов. Она завтракала в кафе «Нью-Йорк». И решающий довод напоследок – в помещении, где произошло убийство, повсюду отпечатки ее пальцев… Колвелл, я говорю вам – бесспорное дело!
Черри отчаянно закричала:
– Доктор Колвелл, что мне делать? Они не могут убить меня! Я не могу заставить их поверить…
Лицо Колвелла превратилось в белую маску. Он сказал натянуто.
– Я вам перезвоню через некоторое время.
И разорвал контакт. Искаженное лицо исчезло, экран погас.
Джин дрожала. Наблюдать сцену со стороны было более страшно, чем если бы она сама попалась, все равно, что смотреть в ужасе на саму себя и не быть в состоянии пошевелиться, чтобы себе помочь. Кошмар отдавался в ногах
– они отказывались двигаться. Колвелл раздумывал, наблюдая за ней. Джин показалось вдруг, что на нее смотрят отвратительные глаза рептилии. Он, слегка шипя, сказал:
– Вы убили этого человека. Вы дьявол.
Пластичный рот Джин расплылся в улыбке.
– Ну и что, если я?
– Вы разрушили мои планы.
Джин пожала плечами:
– Вы сами меня сюда привели. Вы послали ее в Ангел Сити, чтобы она села в пакетбот и отправилась за моими деньгами. Предполагалось, что она станет мной. Вы хотели этого. Прекрасно. Восхитительно, – она засмеялась, словно зазвенели серебряные колокольчики. – Это на самом деле забавно, Колвелл.
Новая мысль стукнула в голову Колвеллу. Он плюхнулся обратно в кресло.
– Это не забавно… Это страшно. Это разрушает октет. Если эти варвары признают ее виновной и убьют, круг будет разорван, на этот раз бесповоротно.
– О, – сказала Джин бодро, – вы беспокоитесь, будет ли жить Черри, только потому, что она нарушает симметрию вашего маленького круга?
– Вы не поняли, – сказал желчно Колвелл. – Это стало моей целью очень давно. У меня была цель, затем «бжик», – он резанул рукой и в отчаянии поднял брови, – и цели нет.
– Это совершенно не мое дело, – начала размышлять Джин вслух, – разве что она в очень большой степени это я. Мне как-то странно видеть ее испуг и чувствовать, что это я пугаюсь. Я не оставлю вам ни цента.
Колвелл опасно нахмурился. Джин продолжала:
– Но… освободить ее будет очень легко.
– Только поменяв на вас, – помрачнел Колвелл, – а это привлечет ко всем нам внимание. Мы не сможем вынести всеобщего внимания. Я не в состоянии буду продолжить…
Джин взглянула на него, словно увидела в первый раз:
– Вы серьезно? На самом деле серьезно?
– Серьезно? Конечно, серьезно, – он вспыхнул от злобы. – Я не понимаю, чего вы добиваетесь.
– Если бы я на самом деле была бессердечной, – сказала Джин, – я бы сидела здесь и громко смеялась. Ведь все это страшно забавно. И жестоко… Мне кажется, я не настолько подла и преступна, как считала раньше. Или может быть это потому, что она – это я, – девушка почувствовала на себе свирепый взгляд Колвелла. – Не поймите меня неверно. Я не собираюсь бежать в город, рвать рубашку на груди и кричать «Я сделала это». Но вытащить ее можно очень просто.
– Как? – шелковым голосом спросил Колвелл.
– Я не слишком много знаю о правосудии, разве что стараюсь держаться от него чертовски далеко. Но представьте себе, что мы все вместе промаршируем в суд. Что они тогда будут делать? Они не смогут арестовать всех нас. И не смогут повесить все на одну Черри. Нас восемь, все одинаковые, вплоть до отпечатков пальцев. Они будут в скорби. Единственные их доказательства – это опознание и отпечатки, они думают, это указывает на одну персону. А если найдется семь других, столь же подходящих для доказательства, им не останется ничего больше, кроме как поднять руки вверх. Они скажут: «Пожалуйста, кто бы из вас это ни сделал, не делайте больше», и отпустят всех по домам.
8
Лицо Колвелла казалось желтой восковой маской. Он сказал медленно:
– То, что вы предлагаете, совершенно правильно, но невозможно, – голос его превратился в рычание. – Я сказал вам, что рассекречивание погубит нас. Если мы отколем такой фокус, мы станем известны всей галактике. Ангел Сити наполнится журналистами, следователями, прочими сующими всюду свой нос людьми. Великий план будет… Нет, не годится, не хочу даже обсуждать.
– Великим планом, – спросила Джин, – вы называете проект сделать нас всех матерями?
– Конечно. Естественно. Великий план.
– Даже если придется принести в жертву Черри? Ее жизнь?
Колвелл выглядел больным.
– Вы выражаете все это в неприятных терминах. Мне это ни в малейшей степени не нравится. Это значит семь вместо восьми… Но иногда мы вынуждены быть храбрыми и преодолевать любые препятствия. Сейчас как раз такой случай.
Джин взглянула на него сверкающими глазами.
– Колвелл… – прошептала она, но не смогла продолжить. Наконец она сказала: – Рано или поздно…
Громко открылась дверь чулана. Трубный голос сказал:
– Ну, я уже выслушала все, что могла вынести. Хватит.
Из чулана прошествовала Молли Саломон, а за ней высокая женщина с желтым лицом, Свенска.
Джин изумленно глядела на них. «Магия, чудо», – думала она. Как еще объяснить то, что в чулане уборщицы смогли поместиться две крупных женщины. Колвелл превратился в элегантную статую, лицо его вполне достойно было быть помещенным на выставке. Джин облегченно вздохнула. Но как они все-таки поместились в чулане? Возможно, плотно прижались друг к другу, ну и воздух же теперь там – густой и изысканный.
Молли сделала три шага вперед, положила руки на бедра и сунула свое круглое белое лицо вперед:
– Вы отвратительная дрянь. Теперь я знаю, что происходит…
Колвелл вскочил и попятился, быстрый и желтый, словно кошка в панцире черепахи:
– Вы не имеете права находиться здесь. Уходите!
Все произошло внезапно – невообразимый бедлам звуков, эмоций, перекошенных лиц. Фарс, гротеск, ужас – Джин снова села, не зная, что делать: бежать или помирать от смеха.
Свенска закричала грудным от взрыва чувств голосом:
– Вы погубили меня, вы, свинья…
– И все это время он вас обманывал и вышучивал, – зарычала Молли.
– Я билась головой, я плакала, я думала, мой муж прав и нет во мне ничего хорошего, я… – кричала Свенска.
Колвелл поднял руки:
– Леди, леди…
– Я покажу вам «леди», – Молли выхватила метлу из чулана и начала охаживать ей Колвелла. Он схватил палку и попытался вырвать ее из рук женщины. Они с Молли заскакали по полу. В бой вступила Свенска. Она сомкнула тонкие жилистые руки вокруг шеи Колвелла и сдавила. Тот споткнулся и упал на спину. Оба растянулись на полу. Молли шуровала метлой.
Колвелл вскочил на ноги, рванулся к столу и выхватил брусочек с дротиками Джин. Его волосы взъерошились, губы отвисли, из горла рвалось хриплое дыхание. Он решительно поднял оружие. Джин скользнула вниз в своем кресле и пнула его руку. Дротик с сухим щелчком взорвался в дверном косяке.