Зачем же ему были нужны наши короны?..
Холодный ветер со снегом отнюдь не окутывает и не успокаивает, как бывает, когда перемещаешься на земли Лени. Тёплый влажный воздух касается кожи, из тающего снега горделиво выглядывают проклятые красные цветы. Изогнутые тонкие лепестки вызывают отвращение. Наступив на один из них и с шорохом смяв, оглядываюсь. Рокушин неподалёку от храма.
Он начал действовать. Иначе к чему эта показушность?
Дорожка к храму алеет плотно растущими ликорисами. Словно забрызганная кровью, она приглашает войти, если осмелишься. Отвернувшись от полупрозрачных стен, я перемещаюсь поближе к источнику сил демона. Слишком беспечно пожалуй. Он уже ждёт, наблюдает с улыбкой, как я замечаю лежащего у его ног Сишина. Пламя его не трогает, но и так всё ясно. Некоторые ликорисы покрыты инеем.
— Лень...
...опять полез куда не следовало.
— Мм, соскучился по мне, Гнев?
Рокушин неуверенно улыбается.
Он ждал не меня, а Вэрику? Таков был его план... А Сишин лишь приманка. Способ проверить кто я сейчас.
— Время игр закончилось, Рокушин.
— А вот и нет, — привычная нахальность никуда не исчезает: демон отворачивается и любуется разросшимися вокруг цветами. — Самая весёлая игра только начинается. Ты можешь забрать то, зачем пришёл. Я ведь не могу перечить самому королю.
— Отчего же?
— Не хочу тебя гневить, — пожимает плечами демон. — Ты выглядишь столь недовольным, словно решил убить меня. Видно, не зря я отказывался от приглашения Алчности, он не очень-то гостеприимен.
Выражает агрессию?..
Опустив взгляд на лежащего среди горящих цветов Сишина, я стараюсь отрешиться от странных чувств. Они не могут быть ничем иным, чем чувствами носителей, ведь у нас самих их никогда не было. Множество поглощённых душ и носителей сформировали в нас сознание. Доверять подобному глупо.
— Я планировал отложить твою казнь, Рокушин. Но в моё отсутствие ты почувствовал вседозволенность не хуже Алчности.
— А, вот оно что! — носитель Зависти хлопает в ладоши и довольно поглядывает в мою сторону. — А я то думал, зачем ты по чужим территориям бродишь, а король, оказывается, решил нас всех наказать за плохое поведение.
— Не паясничай, я всегда был терпелив...
Демон перебивает меня, смеясь.
— Ай-ай-ай, Гнев, разве можно так жестоко захватывать своего носителя? Какое право ты имеешь наказывать меня? Или будешь жаловаться на то, что проиграл мне нечестно? Может, ещё обвинишь в захвате чужих владений, грязных исследованиях...
Мне надоедает слушать бессмысленную и запутанную речь Зависти. Я был наивен, надеясь, что он спит глубоким сном. По одному лишь виду Рокушина всё ясно. Я убеждаюсь в пробуждении Зависти лишь сильнее, когда выражение лица его носителя пустеет, лишь в пустоте глаз гневно вспыхивает пламя при виде чёрных, пожираемых пустотой ликорисов.
Белый, красный, чёрный — какая ирония.
— Я оставлю твоего носителя в покое, если сейчас же передашь мне реликвию.
Губы демона растягиваются в усмешке, пока я протягиваю руку.
— Ты, верно, не совсем понимаешь происходящее, Гнев.
— Я ясно вижу, что ты вредишь миру.
Снова тёмные чувства заставляют меня сжимать кулаки и терпеть. Гнев оплетает чёрными узорами изнутри и сдерживаться нет сил. Снова. Раз за разом он повторяет одно и тоже.
— Спроси у Лени, — вытянув руку, он указывает на бессознательного Сишина, его голос сочится надменным удовольствием. — Моя история поразила его в самое сердце, оно даже разорвалось на кусочки от волнения!
Демон всплёскивает руками и смеётся, разбрасывая ликорисы. Сжав зубы, я пропускаю пламя сквозь тело и снова что-то странное мешает мне, насмешливо извивается внутри.
— Ты... ты что-то сделал... — процедив обвинение сквозь зубы, касаюсь лица. — Из-за чего я не могу использовать свою силу? Ты сделал это и с Ленью? Зачем ты снова повторяешь бессмысленное представление, Зависть?!
Поражённые цветы рассыпаются чёрными песчинками. Смех демона прекращается.
— Ты слеп, король. Не видишь красоты вокруг. Лень тебя портит. Ты нравился мне гораздо больше, когда он спал в своих ледяных чертогах. Зачем ты слушаешь это никчёмное существо? Порой мне кажется, что жертва Уныния напрасна, лучше бы Лень заменил его тогда...
— Что?..