Выбрать главу

Стоктон вспомнил своих жертв. Окровавленный плащ, пронзенный кинжалом. Израненный труп непонятного зверя с застрявшими в шерсти серебряными дробинками. Моментально разлагающаяся нечистая плоть. Все чудовища умирали в страшных муках. Он вдоволь на них насмотрелся.

Невидимка не унимался:

— Для тебя это никакой не погост. Скорее выставка охотничьих трофеев. А ты настоящий охотник-рекордсмен.

— Я убивал только чудовищ.

— А чудовищ, значит, можно убивать? Люди убивают чудовищ. Чудовища убивают людей. Око за око. Таков порядок вещей. Я, конечно, твой гость и, наверно, в соответствии с этикетом не должен тебе этого говорить, но правда жизни в том, что вы, люди, убиваете нас с неменьшим удовольствием, чем мы вас. Вы ненавидите нас, потому что мы не такие, как вы. Вы терпеть не можете сверхъестественное, боитесь всего, чего не понимаете.

— Да что ты говоришь! — Стоктон был изрядно раздражен. — Ты, умник, все равно меня не переубедишь. Не я начал эту войну. Не мне менять существующий порядок. Мы ненавидим вас совсем не потому, что вы не такие, как мы. Мы ненавидим вас за убийства, за вашу нечеловеческую жестокость. Мы никогда не нападаем первыми.

— Еще как нападаете, — возразил Невидимка.

Спор зашел в тупик.

— Кстати, я положил крысиный яд тебе в чай, — признался Стоктон.

— Знаю. Я понял, когда пил.

Тут инспектор заметил, что между шапкой и воротником постепенно становятся заметными очертания головы. Белые струйки яда наполняли череп, проступали красные прожилки сосудов. Стоктону показалось, он может различить черты лица.

— Что уставился? У тебя есть редкая возможность наблюдать, как Человек-Невидимка становится видимым.

Разумеется, Невидимка был уже очень стар. Он выглядел очень усталым и измученным. Запавшие глаза водянисто-голубого цвета смотрели на Стоктона из-под тяжелых век злобно и настороженно.

— Ничего, недолго тебе радоваться. Скоро моим мучениям придет конец.

На лице становящегося видимым Невидимки проступили синюшные губы.

Ты убьешь меня — предпоследнюю оставшуюся в живых латимерию. Но ты сам, последняя латимерия на земле, тоже долго не протянешь. Помяни мои слова, ты не переживешь эту зиму. Наступит весна, а тебя уже не будет, потому что в мире, где нет нас, тебе тоже делать нечего.

— Если честно, меня это не слишком тревожит. Я прожил долгую жизнь. Я славно потрудился, и мне давно пора на отдых.

— Да уж, потрудился ты на славу. Вон какой отличный яд мне подсунул. У меня все внутри горит. Желудок просится наружу. Стоило ли обрекать меня на такие мучения? Будь ты почеловечнее, застрелил бы меня, да и все.

— Но тогда у меня не было бы возможности поговорить с тобой вот так… по душам.

Стоктон вдруг понял, что невольно подражает манерам и акценту Невидимки.

Тот тоже это заметил и рассмеялся:

— Видишь, сколько у нас с тобой на самом деле общего?

Тут тело Невидимки начало на глазах покрываться кожей — бледной, не знавшей солнечного загара, дряблой и морщинистой. Обвисшие щеки покрывала неухоженная седая борода — бритье явно не входило в число любимых занятий Невидимки.

— Но ты не думай, инспектор. На самом деле на нас с тобой ничего не закончится. Очень скоро история повторится. Так устроен мир. Именно поэтому мы, чудовища, так опасны. Нас можно убить, но в конце концов мы всегда возвращаемся. Стоит мне стать видимым, как тут же в каком-нибудь уголке света какой-нибудь очередной идеалист или псих заметит, что постепенно начинает становиться невидимым. Равновесие сил добра и зла нельзя нарушать. Знание миропорядка давно уже вне компетенции рода человеческого. В этом городе мы не только находим свой конец — здесь же наша сила берет новое начало. Мы приходим сюда умирать, чтобы затем возродиться вновь. И многие из нас родились именно здесь. Ты ведь тоже здесь родился?

Вдруг наступила тишина. Напротив Стоктона в его любимом кресле лежал мертвый старик.

На какой-то миг инспектор почувствовал невероятное облегчение. Боль прошла. Он вздохнул полной грудью, и воздух показался ему необычайно чистым. В этом мире больше не было чудовищ. Городу больше ничто не угрожало.