На мониторе вновь появилось изображение, и я с ракурса установленной там камеры всмотрелся в спальную комнату, где были дети и куда, судя по всему, только что ушёл четвёртый охранник. В этот момент он стоял посреди комнаты и глядел в камеру.
Он лил бензин из пластиковой канистры на пол рядом с кроватями, где спали дети. На моих глазах он отшвырнул пустую баклагу, выхватил из кармана зажигалку, чиркнул ей, зажигая пламя, и поднял её над головой.
— Эй, урод! Слышишь меня? Там где изображение с камеры, в уголке внизу есть иконка переговорного устройства. Кликни на неё.
Я нажал и сказал:
— Вижу тебя.
— Я видел, как твоя подельница только что вывела детей наружу, — сказал он. — Ты пойдёшь за ней. Полезай в сраную тачку и катись отсюда. Я буду смотреть на вас из окна.
— Ах вот как? — спросил я.
— Только попробуй шутки, нахрен, шутить! — закричал охранник, скорее выплёвывая, чем выговаривая слова. — Думаешь, я смерти боюсь?! Я спалю живьём этих мелких ублюдков, если будешь, нахрен, прикалываться!
Я понял: он паниковал, был в отчаянии, и сжечь живьём тех детей ему было бы не сложнее, чем раздавить насекомое. Ещё ему хватило мозгов, чтобы сообразить, что дела его были плохи. Да, для детей расклад был так себе.
Но там, где нужно было одно предложение, он сказал три. Любитель поболтать. С этим можно работать.
— Значит, ты у нас крутой, да? — спросил я.
Он тут же завёлся, снова стал кричать в камеру. В этой комнате звукоизоляция была отличная. Слышно было только через монитор.
Не обращая внимания на его вопли я присмотрелся к положению охранника в комнате. Потом развернулся и быстро зашагал по коридору в переговорную за соседней от спальни стенкой. Там я осмотрелся, коснулся стены в нужной мне точке, потом перешёл в другое место, чтобы ничего не мешалось, не отводя при этом руки от невидимой точки, пока через монитор дальше по коридору на меня продолжали сыпаться проклятья.
Тогда я забросил порцию адреналина себе в кровоток. Приятный бонус для перевёртыша — возможность контролировать все те процессы, которые в норме должны происходить сами по себе.
В этот же момент я запустил другое изменение.
Время словно бы замедлилось. В комнате, пусть она освещалась лишь из коридора и комнаты с мониторами, стало так светло, что едва можно было это вынести. Моё сердце забилось очень быстро, так, что зрение едва ли не пульсировало с ним в такт. Температура моего тела почти сразу подскочила до ста десяти градусов по Фаренгейту[4].
И я изменился.
Я извлёк массу из нематериального мира, и моё тело скрутилось, изогнулось, набухло. Пусть в действительности на это ушла самое большее секунда, для меня она тянулась так долго, что можно было пасьянс разложить. Боль, как от ожогов, пронзила моё тело, когда мой разум сказал ему, что делать. Одежда порвалась и разъехалась. Мышцы распухли, задвигались и завязались в узлы от жестоких спазмов. Сухожилия вытянулись и взвизгнули. Связки криво изогнулись и расправились, принимая новую форму. Кожа натянулась, порвалась и вновь срослась, а потом вся, как сыпью, пошла нестерпимым зудом, извергая из себя волосы.
Больнее всего изменять руки, ноги и лицо. Не знаю, почему, может быть, оттого, что они такие особенные, так не похожи на чьи-то ещё — такие человеческие. От вывихнутой челюсти всегда оставались не самые приятные ощущения, но нужно было как-то уместить на ней все зубы. Мой череп сместился, а спина выгнулась, щёлкнув в нескольких местах. Мои руки вытянулись, кулаки со скрипом раздулись и захрустели, а ногти загнулись и затвердели, сделавшись цепкими когтями.
Лицо — далеко не единственная часть тела, которую я способен изменять. Я не говорил? Животные. Монстры. Всё, что я могу себе представить. ООО «Монстр». Берёте одного монстра, получаете всех. Таких предложений вы в Уол-Марте не найдёте.
Господи, как же мне нравится животный организм. Есть в его движениях ощущение чистейшей радости, недоступное человеку. Слишком вы жалкие в физическом плане. Та сила, которую может дать тело животного, та скорость, координация — ни в какое сравнение не идёт.
Эй, а знаете, как бенгальский тигр весом девятьсот фунтов[5] входит в закрытую комнату?
Да как он, блин, захочет.
Я прошёл через гипсокартон и изоляцию между комнатами так же легко, как танцор выпрыгивает из торта.
Мой рык — взрыв похожего на кашель чистого звука — врезался в охранника, как дубина. Он пошатнулся, рычание заставило его колени подогнуться, на лице у него отразился шок.