The New York Public Library
Если мы повернем существо другой стороной, то увидим, что в нем воплощаются эгоизм и неуемные амбиции человека. Только уже на сей раз не самого существа, а того, кто по своей прихоти его создает. Вот как об этом говорит сам Виктор:
Существо, которое я пустил жить среди людей, наделенное силой и стремлением творить зло, подобное только что содеянному преступлению, представлялось мне моим же собственным злым началом, вампиром, вырвавшимся из гроба, чтобы уничтожать все, что мне дорого.
Театральная афиша спектакля «Доктор Джекил и мистер Хайд». 1888 г.
Everett Collection / Shutterstock.com
Привет, вампиры! Это единственное упоминание слова «вампир» в романе. В какой-то момент Виктор осознает, что он сам виноват в том, что не укротил свои амбиции и выпустил зло на свободу. Он будто отделил злое начало от себя, подобно доктору Джекилу в знаменитой «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) Роберта Льюиса Стивенсона. Да, человек по своей природе двойствен, и его эгоизм может перерасти в дьявольскую и губящую силу. Виктор говорит:
«В молодости, – сказал он однажды, – я чувствовал себя созданным для великих дел. Я умею глубоко чувствовать, но одновременно наделен трезвым умом, необходимым для больших свершений. Сознание того, как много мне дано, поддерживало меня, когда другой впал бы в уныние; ибо я считал преступным растрачивать на бесплодную печаль талант, который может служить людям. Размышляя над тем, что мне удалось свершить – как-никак создать разумное живое существо, – я не мог не сознавать своего превосходства над обычными людьми. Но эта мысль, окрылявшая меня в начале моего пути, теперь заставляет меня еще ниже опускать голову. Все мои стремления и надежды кончились крахом; подобно архангелу, возжаждавшему высшей власти, я прикован цепями в вечном аду».
В этом монологе раскрывается одержимость Виктора идеей превосходства над другими людьми. Он болен синдромом Наполеона. Шелли писала роман в то время, когда император только-только был повержен. Его судьба будоражила умы людей. Наполеон превратился из героя и кумира в изгнанника. В Викторе бродит мания величия. Несмотря на слова о службе человечеству, создавая существо, он прежде всего желал стать выше других людей, но это принесло лишь ужас и страдание.
Гораздо менее очевидная проблема в романе – тема апокалипсиса. Шелли подробно не разрабатывает ее, тем не менее стоит вспомнить вот эти слова Виктора:
Даже если они [существо, его жена и дети] покинут Европу и поселятся в пустынях Нового Света, одним из первых результатов привязанности, которой жаждет демон, будут дети, и на земле расплодится целая раса демонов, которая может создать опасность для самого существования человеческого рода. Имею ли я право, ради собственных интересов, обрушить это проклятие на бесчисленные поколения людей?
В итоге Виктор все-таки устоял и не совершил свою третью роковую ошибку. Представьте, как роман мог бы развиваться? Шелли сочинила бы сиквел, где Виктор создает существу партнершу, столь же уродливую внешне, сколь и прекрасную внутри, у них с ним появляется потомство, их всех переселяют в Новый Свет. А если они не захотят переселяться?.. Воображение Шелли не пошло по этому пути, но мы знаем из кинематографа и литературы XX века, что нашествие подобных существ – вполне себе распространенный сюжет в апокалиптических сценариях. Вампиры или зомби захватывают всю планету и уничтожают людей, из которых лишь пара выживших отчаянно пытается сохранить наш генофонд. Короче говоря, постапокалиптический мир здесь уже как будто просматривается. Хотя в ту эпоху еще невозможно было создать роман на эту тему, но научно-фантастические произведения о далеком-далеком будущем уже возникали.
Наконец, поговорим о еще одном, более широком смысле произведения. Некоторые считают, хотя это очень трудно доказать, что Шелли, изображая существо, созданное из людских останков, заглядывает в XXI век и предлагает нам поразмышлять о постгуманизме. А как будет выглядеть человечество, когда наука станет создавать искусственные тела, рожденные не естественным способом, а в пробирке? Гёте пытался порассуждать о постгуманизме через образ гомункула, но это был лишь первый подступ. У Шелли получилось лучше: мы видим, что для нее принципиально важна внешняя искусственность тела и стопроцентная человечность переживаний существа. Это сильный ход, который действительно предвосхищает современные размышления, связанные с биоэтикой и с тем, как относиться к человеческим существам, которые когда-то будут выращены искусственно. В каком-то смысле это уже наша реальность. Люди рождаются в результате искусственного оплодотворения, модифицируют свои тела, но по-прежнему остаются людьми с человеческой психикой.