Отступим в 1872 год, когда вышел сборник Шеридана Ле Фаню «Сквозь тусклое стекло», состоявший из нескольких новелл, где центральное место и по объему, и по композиции занимала знаменитая «Кармилла». В этой новелле монстр еще не релоцировался. Вампирша Кармилла-Миркалла из семейства Карнштайнов занимается своим кровавым промыслом в провинции Штирия. Что нам говорит это название? Сейчас уже практически ничего. Это юго-восточная часть Австрии, которая находится на стыке с территориями современной Словении и Венгрии. Это важно: с одной стороны, венгры, финно-угорский народ, говорящий для немецкого уха на непонятном языке, с другой – славяне словенцы, а за ними Хорватия и Сербия. Я уже упоминал о балканском происхождении вампиров. Тут остается буквально один шаг до владений Дракулы, которые находятся еще восточнее, в Трансильвании – северном регионе современной Румынии.
Возвращаемся к сюжету новеллы. В Штирии среди бесконечных лесов располагается замок, где живут отец с дочерью Лорой, на которую напала Кармилла. История Ле Фаню сильно повлияла на воображение Брэма Стокера и проложила те рельсы, по которым вампиризм потом поехал в литературе. Во-первых, вампиризм начинает крепко ассоциироваться с Балканами, с этой пограничной территорией, где перемешиваются народы и Западная Европа встречается с Восточной. На этой границе происходит нечто страшное. Умирают целые деревни, мертвецы лежат неразлагающимися в своих гробах. Во-вторых, в «Кармилле» появляется чрезвычайно важная для Стокера идея сладострастной влюбленности между вампиром и его жертвой. Совершенно очевидно, что они испытывают влечение друг к другу, а Кармилла просто одержима Лорой. Слов о лесбийской любви в повести нет, но вампирша постоянно домогается главной героини. Это, между прочим, весьма откровенно передано на этой иллюстрации Дэвида Фристона к первому изданию новеллы (рассмотрите ее внимательно):
Иллюстрация Дэвида Фристона к новелле «Кармилла». 1872 г.
Wikimedia Commons
Сложно переоценить влияние этой идеи на Стокера. Притягательность образа Дракулы заключается именно в том, что он порабощает женщин, не только гипнотизируя их или выпивая у них кровь, – он делает их своими женами, своими наложницами. Это гораздо более тонкая и сложная привязанность, которая делает любовь, смерть и рабство практически неразличимыми. Границы между ними стираются до полного исчезновения. Этот феномен легко показать на примере других монстров конца XIX века. Они очень притягательны. Днем они выглядят вполне обыкновенно, а ночью оборачиваются полуживыми, полумертвыми нелюдями. Такое чередование образов порождает мерцающее, осциллирующее состояние, которое ужасно притягательно для нашей психики.
Наконец, в-третьих, в «Кармилле» важно то, что Ле Фаню гораздо подробнее, чем Полидори и другие авторы, разработал быт вампира и ритуалы его уничтожения: отсечение головы, вбивание осинового кола в тело, сжигание трупа для того, чтобы развеять прах и чтобы он больше не вставал из могилы. У Полидори и Алексея Константиновича Толстого, как вы помните, ничего этого нет. Ле Фаню, а вслед за ним и Стокер придумали четкую и рациональную систему функционирования вампира как полуживого существа. Их тексты имели колоссальный успех в том числе потому, что читатели хотели четкого объяснения, как вампир устроен и почему он живет так, а не иначе. Должны же быть какие-то законы, которым подчиняется жизненный цикл вампиров. Они, в конце концов, не бестелесные призраки, а существа из реальной плоти. Здесь хорошо видно, насколько для появления новых монстров важен научный бэкграунд. Без знаний о строении клетки, без открытия эритроцитов – в следующей главе мы подробнее об этом поговорим – непонятно, почему Дракула так хорошо себя чувствует в западной цивилизации. Хотя он, будучи бессмертным, пришел из глубокой древности, но вполне себе вписывается в британскую жизнь конца XIX века.