Фрагмент карты середины XIX в.
Institut Cartogràfic i Geològic de Catalunya. Cartoteca digital, Spain
Наконец мы подходим к драматическому финалу. Как побеждают «ванхельсинговцы»? Победа над Дракулой возможна только при сочетании как минимум шести условий. Во-первых, строжайшая конспирация, секретность. Во-вторых, консолидация, полное взаимное доверие. В романе участники команды все время зачитывают друг другу свои дневники и ничего друг от друга не скрывают, потому что понимают: как только информация начнет утаиваться – они обречены. В-третьих, это обретение новой веры. Какой? Ван Хельсинг убеждает других не только в существовании Дракулы, но и в существовании целого мира вампиров, который доступен для наблюдения и изучения научными способами. Этот мир хотя и потусторонний, но вторгающийся в мир людей и угрожающий ему. В-четвертых, участники команды обретают не слепую веру в трансцендентное, в загробный мир с призраками, а веру другого, более научного, я бы сказал, модерного типа. Она подпитывается серьезными научными достижениями. В романе очень важную роль играет процедура переливания, или, говоря медицинскими терминами, трансфузии крови. Ван Хельсинг все время переливает Люси кровь. Участники команды могут пользоваться стенографией и фонографом для записи сообщений, посылать телеграммы, ездить на поездах, в частности на «Восточном экспрессе» – без применения этих достижений цивилизации победить Дракулу было бы невозможно.
Еще одно условие этой победы – понимание примитивности, дегенеративности природы Дракулы. Это та самая ломброзианская идея, что есть целые нации или некоторые социальные группы, например преступники и проститутки, которые вырождаются, люди в них перестают существовать как личности. Таков и Дракула. Ван Хельсинг прямо называет его дегенератом, преступником, дикарем.
Наконец, последнее условие – это безупречная мораль и нравственность, которую демонстрирует, конечно же, Вильгельмина. Несмотря на то что женщина трагически переживает свою «нечистоту», она тем не менее до конца остается верной Джонатану и самоотверженно борется с попытками Дракулы поработить ее сознание и превратить в свою марионетку. В отличие от Люси, у нее нет никаких сомнений в том, кого она любит и с кем хочет быть.
Мы поговорили о том, кто такой Дракула, сейчас пора сказать, что такое Дракула как феномен. В первую очередь следует подчеркнуть: все, что связано с Дракулой, связано на самом деле с сексом. С середины XVIII века в литературе укус вампира – метонимия соития, сексуального акта. Именно поэтому укус вампира так притягателен и сладок. И Ле Фаню, и Стокер, и другие писатели описывают его как нечто одновременно захватывающее и страшное. Откуда берется сладострастие, понятно, но откуда берется страх? В викторианском обществе и вообще в культуре всех стран XIX века – Россия тут не исключение, а исламские страны тем более – прямое обсуждение секса было табуировано. В конце XIX века в общественном сознании только-только начинало постепенно отвоевываться место для разговора о сексуальности и сексе. В художественной литературе эти темы были под запретом, секс напрямую не описывали, вспомните хотя бы знаменитые отточия в «Анне Карениной» или в литературных произведениях Викторианской эпохи.
Роман Стокера как в капле воды отражает уже снимаемое к концу XIX века табу на упоминание о сексе. Снятие этого запрета высвобождает колоссальную энергию, которая материализуется в виде Дракулы. Есть широко распространенное мнение, что вездесущность Дракулы в нашей культуре связана с вездесущностью секса. Поскольку сексуальное желание вечно (во всяком случае, в обозримом будущем его пока никто отменять не собирается), Дракула всегда будет с нами.
Есть и другая, гораздо более экстравагантная версия, которую выдвинул еще сорок лет назад известный социолог литературы Франко Моретти. Он предложил видеть в Дракуле символ власти капитала. Своеобразное марксистское прочтение. Ниже вы видите изображение Эбенезера Скруджа – легендарного персонажа повести «Рождественская песнь в прозе» Чарльза Диккенса.
Эбенезер Скрудж. Иллюстрация Артура Рэкхема.
Dickens, Charles. A Christmas Carol. London: William Heinemann; Philadelphia: J. B. Lippincott Co., 1915
Гений Диккенса выдумал Скруджа, а воображение Стокера – Дракулу. И тот и другой воплощают власть капитала. Вы скажете: «А где же в романе капитал?» Это вопрос уже к Моретти, но я писал и о накопленных монетах, и о том, что Дракула всех покупает и подкупает. У Дракулы два оружия: укусы и деньги.