Но многие в эту ночь не спали. Действует Комитет общественного спасения. Он упраздняет главное командование Национальной гвардии Парижа, во главе которого стоит Анрио, человек Робеспьера. Вместо этого создают новую систему: командовать по очереди будут шесть начальников легионов. Национальная гвардия обезглавлена, на случай, если Коммуна попытается использовать ее против Конвента в защиту Робеспьера. Бийо-Варенн и Колло д'Эрбуа (завтра он будет председательствовать в Конвенте) решили действовать там точно так, как с ними поступили только что в Якобинском клубе, откуда они еле унесли ноги. Конечно, Жозеф Фуше в эту ночь хлопочет особенно активно, хотя днем раньше он похоронил свою маленькую дочку. Бешеную активность развернул Тальен, еще один из «проконсулов» в черном списке Робеспьера. Недавно его прекрасную возлюбленную Терезу Кабаррюс по приказу Робеспьера заключили в тюрьму. Он только что получил от нее записку: «Полицейский чиновник объявил мне, что завтра меня отправят в трибунал, то есть на эшафот. Как это не похоже на прекрасный сон, который я видела сегодня: Робеспьера уже нет, а двери тюрьм открыты. Но из-за вашей трусости скоро во Франции не останется никого, кто смог бы это осуществить». Нет, Тальен докажет, что есть еще смелые мужчины и не зря его Тереза получит прозвище «Нотр-Дам де Термидор» — «Божья матерь Термидора».
9 термидора (27 июля) 1794 года в Конвенте происходит небывало драматическое заседание. Много политических сражений выиграл здесь Робеспьер. Но на этот раз он, судя по его вчерашней речи, сам далеко не уверен в успехе. Зато многие другие в зале точно знали, что произойдет, ибо договорились играть определенную роль в предстоящей битве. Виктор Гюго называл 9 термидора «трагедией, завязка которой была в руках гигантов, а развязка в руках пигмеев». Действительно, в конфликте, вызванном Робеспьером, решающая роль выпадет на долю какого-то Тальена! Еще Марат называл его «алчным интриганом, ищущим добычи». Но сегодня именно у Тальена множество союзников, а Робеспьер одинок. Даже Сен-Жюст, всегда выступавший в согласии с волей Неподкупного, на этот раз ведет свою игру. Да и дадут ли ему возможность выложить все козыри? Он успел подготовить свой доклад, и ровно в полдень он на трибуне начинает читать его: «Я не принадлежу ни к какой клике и намерен бороться против любой из них. Они будут действовать до тех пор, пока конституция не поставит им преграды и не подчинит окончательно человеческую гордость господству политической свободы…»
Внезапно его прерывают. К трибуне подбегает Тальен и возбужденно выражает негодование тем, что вчера один член правительства выступал от своего имени, сегодня — второй. Это отражает какие-то раздоры! Тальен требует разорвать завесу, скрывающую их. На трибуну бросается Бийо-Варенн и объявляет, что накануне в Якобинском клубе друзья Робеспьера грозили изгнать из Конвента неугодных им людей. «Пропасть разверзлась под нашими ногами, — кричит Бийо. — Мы должны без колебаний заполнить ее своими трупами или же восторжествовать над изменниками». Неужели не было иного выхода и вопрос стоял так, что либо погибнут Робеспьер и его сторонники, либо их враги? Конечно, ожесточенность конфликта делала примирение очень маловероятным. Робеспьер создал такую атмосферу, когда политические разногласия привыкли решать только кровавым путем террора. И все же компромисс допускался, причем его считал возможным даже такой крайний террорист, как Сен-Жюст. Ему казалось, что существует третий путь. В тексте подготовленного им доклада он пошел на то, что осудил честолюбие Робеспьера и предложил прекратить его диктатуру без насилия и государственного переворота. Он хотел предложить Конвенту декрет, предписывающий «создать такие учреждения, которые, не отнимая у правительства его революционной силы, лишали бы его возможности тяготеть к произволу, покровительствовать честолюбию и угнетать или узурпировать национальное представительство».
Если бы Сен-Жюста не лишили слова, то не исключалось мирное решение, которое вело к прекращению массового террора, к введению в действие республиканской конституции. Но заговорщики сами хотели продолжения террора, предпочитали кровавый конфликт. Поэтому Сен-Жюсту не дали договорить до конца…
На трибуне снова Тальен. Он размахивает обнаженным кинжалом и объявляет, что тиран Франции составил проскрипционный список, но что он готов пронзить своим кинжалом тирана, если у Конвента не хватит мужества вынести против него обвинительный декрет.
Робеспьер поднимается на трибуну, чтобы ответить, но громовый крик едва ли не всех депутатов заглушает его голос: «Долой тирана! Долой тирана!» Тальен требует ареста робеспьериста Анрио, командующего Национальной гвардией, чтобы лишить Робеспьера поддержки за стенами Конвента. Тальен обвиняет «человека, который должен быть защитником угнетенных в Комитете общественного спасения, который должен был находиться на своем посту, но покинул его на четыре декады. И в какое время!.. Когда все спасали отечество, он начал клеветать на Комитет… Именно в то время, когда Робеспьер ведал общей полицией, совершались особые акты жестокости…».