— Да, я понимаю, — произнес Джордж и снова закурил трубку.
Оуэн Кроули хихикнул.
— Джордж, Джордж. Ну отнесись с юмором к своему чокнутому папаше. Он уже недолго пробудет с тобой.
— Перестань уже болтать, — сказала Кэрол, которая вязала у огня. — Прекрати эти глупые разговоры.
— Кэрол? — позвал он. — Дорогая? — Ветер с юга заглушил его дрожащий голос. Он огляделся по сторонам. — Где ты? Где?
Сиделка привычно приподнялась на подушке.
— Ну-ну, мистер Кроули, — заворчала она. — Не надо так напрягаться.
— Где моя жена? Ради бога, приведите ее. Я не могу…
— Тише, мистер Кроули, не начинайте все сначала.
Он уставился на нее, на эту усатую грубую женщину, которая все время суетилась и увещевала его.
— Что? — пробормотал он. — Что?
И вдруг кто-то отодвинул завесу, и он понял. Линда разводилась в четвертый раз, снуя между конторой адвоката и коктейльными вечеринками, Джордж работал корреспондентом в Японии, в какой-то мере оправдывая то, что носит ту же фамилию, что и автор превозносимых критикой романов. А Кэрол, что с Кэрол?
Умерла.
— Нет, — сказал он совсем тихо. — Нет, нет, это неправда. Говорю вам, приведите ее сюда.
Постепенно чернота расступилась, превратилась в серый туман. Потом проявилась комната, крошечный огонек за каминной решеткой, врач у постели совещается с сиделкой, у изножья Линда, застывшая угрюмым призраком.
«Сейчас», — понял Оуэн. Вот сейчас пора. «Моя жизнь, — думал он, — была коротким представлением, чередой картинок на чьей-то гигантской сетчатке. На чьей же?» Он подумал о Джоне, о Линде Карсон, об Арти, Мортоне Цукерсмите и Коре, о Джордже, Лииде и Элисон, о Кэрол, о целом легионе людей, которые прошли мимо него за это представление. Все они теперь ушли, и лица их почти стерлись.
— Который… час? — спросил он.
Врач достал часы.
— Четыре часа восемь минут. Утра.
Ну конечно. Оуэн улыбнулся. Наконец-то он все понял. Сухость в горле превратила смех в сиплый шепот. Они стояли, глядя на него.
— Восемьдесят пять минут, — проговорил он. — Отличный хронометраж. Да, прекрасный хронометраж.
И затем, уже закрывая глаза, он увидел их, буквы, плывущие в воздухе, написанные на их липах и стенах комнаты. И напоследок появилось большое слово, слово в зеркальном отображении, белое и неподвижное.
Или ему это всего лишь померещилось?
Затемнение.