Поезд нырнул в туннель.
— Черт! — выругалась Линда.
Она зажгла спичку, и в ее свете Оуэн увидел отраженные в стекле черты еще одного незнакомца — средних лет и понял, что это он сам. Война кончилась, и они всей семьей отправились за границу: Линда, двадцати двух лет, в разводе, разочарованная жизнью, частенько прикладывающаяся к рюмке; Джордж, пятнадцати лет, начинающий интересоваться девочками; Кэрол, которой исполнилось сорок шесть, раздражительная и вечно скучающая; и он сам, сорока девяти лет, преуспевающий красивый мужчина в расцвете сил, все еще так и не понявший, годами или секундами измеряется жизнь. Все это мелькнуло в мозгу за мгновения, когда поезд вырвался из туннеля, и солнце Ривьеры вновь затопило их купе.
На террасе было темнее и прохладнее. Оуэн стоял с сигаретой в руке, глядя на россыпь бриллиантов в небе. Изнутри доносилось бормотание игроков, которое он воспринимал как далекий комариный писк.
— Здравствуйте, мистер Краули.
Она стояла в тени, и видно было только ее белое платье.
— Вы меня знаете? — спросил он.
— Но ведь вы — знаменитость, — раздался ответ.
Он насторожился. Слишком часто ему льстили женщины. Но она скользнула из темноты, он увидел ее лицо, и всякая настороженность прошла. Лунный свет струился по ее нежным плечам и рукам, страстным потоком лился из глаз.
— Меня зовут Алисой, — сказала она. — Вы рады меня видеть?
Яхта сандалового дерева описала дугу по ветру, зарываясь носом в волны, окидывая их туманной радугой брызг.
— Глупышка! — он рассмеялся. — Ты нас утопишь!
— Нас с тобой! — крикнула она. — И мы навсегда останемся вместе в водных глубинах! Как там будет прекрасно!
Он улыбнулся и погладил ее по раскрасневшейся щеке. Она поцеловала его ладонь и посмотрела прямо в глаза.
— Я люблю тебя, — сказала она, беззвучно шевеля губами.
Он повернул голову, глядя на искрящееся Средиземное море. Плыви вперед, подумал он. Только вперед, никуда не сворачивая. Пока океан не поглотит нас. Я не хочу возвращаться.
Алисон включила автопилот, затем подошла к нему сзади, обняв теплыми руками за талию, прижавшись всем телом.
— Ты опять ушел от меня, — прошептала она. — Вернись, любимый.
Он поглядел на нее.
— Сколько мы уже знакомы?
— Мгновение, вечность, какое это имеет значение? — ответила она, шутливо покусывая кончик его уха.
— Вечное мгновение, — прошептал он. — Да.
— Что? — спросила она.
— Да нет, ничего, — ответил он. — Просто грущу, думая о неумолимости часов.
— Если тебе так грустно при мысли о времени, милый, — сказала она, открывая дверь каюты, — давай не терять ни одной драгоценной секунды.
Яхта плыла в спокойном море.
— Что, пешком? — сказала Кэрол. — В твоем возрасте?
— Так и знал, что ты раскричишься, — ответил Оуэн. — Я, по крайней мере, не собираюсь еще записываться в старики.
— Значит, по-твоему, я уже выжила из ума! — вскричала она.
— Она говорит, что ты старый? — сказала Алисон. — О господи, да эта женщина совсем тебя не знает.
Пешие прогулки, водные лыжи, хождение на яхте, купания, поездки верхом, танцы до самой ночи. Объяснение с Кэрол, что он ищет материал для нового романа, не зная, поверила она или нет, да и особенно не заботясь об этом. Многие, многие недели в поисках ускользающего от него прошлого.
Он стоял на залитом жарким солнцем балконе комнаты Алисой. Алисой спала, как утомившийся за день от игр ребенок. Оуэн тоже устал, чисто физически, и каждый мускул в его теле болел, но сейчас он думал не об этом. За всю жизнь он так и не помнил чувства настоящей физической любви. Каждая деталь ухаживания, поцелуев была свежа в памяти, но дальше наступал провал. А ведь именно так все происходит в кино. Точно так же он не помнил, чтобы хоть раз от души выругался.
— Оуэн?
В комнате послышалось шуршание простыней. Голос у нее был требовательный, ласковый, но настойчивый. Он повернулся. Пусть мне запомнится хотя бы это, подумал он. Пусть каждая секунда останется в моей памяти, каждая деталь нашей пылкой любви и нежных слов, опьяняющих объятий. Он взволнованно переступил порог комнаты.
Полдень. Он шел по берегу, глядя на зеркальную голубую поверхность моря. Значит, так оно и есть. Он ничего не помнил. Он переступил порог комнаты, а потом оказался здесь, на берегу, а в промежутке — ничего не было. Да, все так! Теперь он это знал. Время перепрыгивало через события, неумолимо влача его к концу сценария. Арти был прав: он — актер, вот только пьеса давно уже написана.