Теперь это стало возможным. Виктор не сможет предъявить свои права, потому что он умирает. Я был резким, откровенным и сказал ей об этом. И я ждал ее ответа. Она засмеялась своим теплым, таким любимым с прежних времен смехом, и я почти рванулся обнять ее, потому что в этом смехе было столько жизни и радости, столько обещания.
— Так как? — спросил я.
Она поднялась со ступеньки, подошла и встала рядом со мной.
— Жил-был однажды человек, — сказала она. — Как-то он пришел на вокзал Ватерлоо и с надеждой, горячо попросил у кассира билет до Рая. Только в одну сторону. Когда кассир ответил, что такой станции нет, он бросил ему в лицо чернильницу. Вызвали полицию, человека увели и посадили в тюрьму. Ты ведь просишь у меня то же самое — билет до Рая, а это — Монте Верита.
Я почувствовал себя задетым, даже раздраженным. Из всех моих планов она ни слова не приняла всерьез, она посмеялась надо мной.
— Что ты предлагаешь? — спросил я. — Ждать здесь за стенами, пока придут люди и разнесут их?
— Не беспокойся о нас, — ответила она. — Мы знаем, что нам делать.
Она говорила так равнодушно, будто мы обсуждали какие-то мелочи. С болью в сердце я видел, как нарисованное мною будущее ускользает от меня.
— Так у вас есть какой-то секрет? — спросил я почти укоризненно. — Ты можешь сотворить чудо, спасти себя и других? А как же со мной? Ты можешь взять меня с собой?
— Ты не захочешь сам, — она дотронулась до моей руки. — Знаешь, нужно время, чтобы создать Монте Вериту. Это ведь не только когда обходишься без одежды и поклоняешься Солнцу.
— Понимаю, — согласился я, — и готов начать все с начала, обрести новые ценности. Все, что я делал в мире, бессмысленно. Талант, усердие, успех — ничего не значат. Но если бы я мог быть с тобой…
— Как — со мной?
Я не знал, что ответить. Вопрос был неожиданным и слишком прямым. Но в глубине души я понимал, что хочу всего, что может быть между мужчиной и женщиной. Не сразу, конечно, позже, когда мы найдем какую-нибудь гору, пустыню или нечто еще и укроемся там от мира. Не было нужды повторять ей это. Главное ведь — я готов был следовать за ней куда угодно, если бы она мне позволила.
— Я люблю тебя и любил всегда, — сказал я. — Разве этого недостаточно?
— Нет. Только не на Монте Верите.
Она отбросила капюшон, и я взглянул на ее лицо. В ужасе я смотрел и не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова. Я оцепенел, а мое сердце заледенело. Одна сторона ее лица была чудовищно изъедена, почти уничтожена.
Болезнь охватила лоб, щеку, шею; кожа иссохла, покрылась пятнами. Глаза, которые я так любил, потускнели и провалились в глазницы.
— Да, — сказала она. — Это не Рай.
Не помню, кажется, я отвернулся. Я оперся о камень и глядел вниз, туда, где огромная гряда облаков закрывала мир.
— Так было и с другими, — продолжала она. — Они все умерли. Я еще жива, потому что крепче остальных. Проказой может заразиться любой, даже бессмертный с Монте Вериты, но это неважно, и я ни о чем не жалею. Помнишь, как-то давно я тебе говорила, что идущий в горы должен отдать все. Вот это и случилось. Я больше не страдаю, поэтому не надо страдать из-за меня.
Я ничего не ответил. Я чувствовал, что плачу, но не вытирал слез.
— На Монте Верите нет иллюзий и нет мечты, — говорила Анна. — Все это принадлежит миру. Миру принадлежишь и ты. Если я разбила твою мечту обо мне, прости меня. Той Анны, которая была когда-то, уже нет, но есть другая. И какую ты будешь помнить дольше, зависит от тебя. А теперь спускайся в мир людей и выстрой себе гору Истины.
Где-то были кустарники, трава, низкорослые деревья, где-то была земля и камни, и шум бегущих потоков. Ниже, в долине стояли дома, в них жили мужчины и женщины и воспитывали детей. Там горел в очагах огонь, вились дымки и светились окна. А еще где-то были дороги, и они вели в города, где много улиц, домов и людей. Все это было внизу, под облаками, под Монте Веритой.
— Не волнуйся и не бойся, — успокоила Анна. — Люди из долины не могут повредить нам. Только вот что… — она запнулась, и, даже не глядя на нее, я знал, что она улыбается, — …пусть Виктор сохранит мечту.
Она взяла меня за руку, и мы вместе спустились с башни и прошли через двор к стене. Остальные смотрели на нас — те, другие, с обнаженными руками и ногами и стриженными волосами. Я заметил новообращенную девушку, которая отказалась от мира и была теперь одной из них. Я видел, как она обернулась и посмотрела на Анну. В ее глазах не было ни ужаса, ни страха. Она смотрела на Анну с торжеством и ликованием, все зная и все понимая. То, что испытывала Анна, испытывали они все, разделяли ее страдания и принимали их. Анна совсем не была одинока.
Все посмотрели на меня, и выражение их глаз изменилось. Теперь в них была не любовь, а сострадание.
Анна попрощалась со мной. Она лишь тронула меня за плечо, потом стена открылась, и она ушла от меня навсегда. Солнце стояло уже невысоко и начинало клониться к западу. Теперь облака поднимались на гору от мира, раскинувшегося внизу. Я покинул Монте Вериту.
В деревню я пришел к вечеру. Луна еще не взошла. Вскоре, часа через два, она должна была появиться над восточным гребнем и осветить все небо.
Они уже ждали — люди из долины. Их было сотни три, даже больше, и они собрались группами у лачуг. Все они были вооружены: кто винтовками и гранатами, а кто — топорами и мотыгами. Они разожгли костры вдоль дороги, идущей между домами, сидели и стояли у огня, ели, пили, курили и разговаривали. Некоторые держали на поводках собак. Хозяин первой хижины стоял на пороге вместе с сыном. У них тоже было оружие. Мальчик держал мотыгу, а из-за пояса торчал нож.
Отец угрюмо посмотрел на меня осоловевшими глазами:
— Ваш друг умер, — сказал он. — Мертв уже много часов.
Я протиснулся за ним в дверь и вошел в комнату. Там горели свечи: одна в изголовье, другая у ног. Я склонился над Виктором и взял его за руку.
Хозяин солгал мне, Виктор еще дышал. Он открыл глаза, когда почувствовал прикосновение.
— Ты видел ее? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Я знал это. Я лежал здесь, но чувствовал, что это случится. Она — моя жена. Все эти годы я любил ее, но увидеть ее суждено было тебе. Ревновать уже поздно, правда?
Огонь свечей был слишком слабый, и он не видел теней у двери, не слышал голосов и возни на улице.
— Ты дал ей мое письмо?
— Оно у нее. Она просила тебя не беспокоиться и не волноваться за нее.
С ней все в порядке. С ней все будет хорошо.
Виктор улыбнулся и выпустил мою руку.
— Все правда, — прошептал он. — Моя мечта о Монте Верите оказалась правдой. Она довольна и счастлива и никогда не состарится, всегда будет прекрасной. Скажи, ее волосы, ее глаза, ее улыбка все такие же?
— Точно такие же, — ответил я. — Анна навсегда останется самой красивой женщиной из всех, каких мы с тобой только знали.
Он промолчал. Я ждал у его постели и вдруг услышал звук рога, ему ответил второй, третий. Толпа на улице зашевелилась. Люди вскидывали на плечи оружие, тушили костры, собирались вместе, чтобы тронуться в путь.
Раздался лай собак. Послышался возбужденный смех.
Когда звуки замерли, я вышел на улицу и стоял один в опустевшей деревне, глядя на полную Луну, поднимавшуюся из темной долины.