Ведь Арайя, без сомнений, была единственным человеком, которому канарцу не приходилось объяснять, как выглядит мир, протянувшийся за узкой полоской берега, какие там животные и растения, какие там живут племена, дружественные или враждебные. Это был не просто другой язык, а скорее, особый шифр, принадлежность к миру, до сего дня не известному цивилизованному человеку.
Кроме того, смышленая девочка в мгновение ока освоила кастильский язык и с первой минуты поняла, что элегантная дама в красивом платье, с белым зонтиком в руках и грациозными жестами, распоряжающаяся на корабле, может сыграть очень важную роль в ее жизни, если она хочет изменить свою судьбу.
Тем же образом Арайя изучила, как функционирует корабль и все предметы на нем, она долгими часами наблюдала за поведением команды и продемонстрировала потрясающую способность к подражанию. Она могла повторить грубые жесты кока и говорить (а скорее молчать), как капитан Моисей Соленый.
Ее ум казался огромной губкой, мгновенно впитывавшей любые знания, а память была столь удивительной, что уже через неделю она знала по именам всех членов экипажа, а когда ее научили игре в шахматы, уже через несколько дней просчитывала самые сложные комбинации.
— Где ты ее взял? — спросил Луис де Торрес, все еще не веря своим глазам.
— Нашел.
— Неплохая находка. В жизни не видел подобного создания. На днях она услышала, как я разговариваю с Ингрид по-немецки, и тут же решила выучить этот язык.
— И выучит, — убежденно заявил канарец. — А в один прекрасный день будет жить в каменном дворце и станет важной персоной. Так предсказали боги.
— Эти боги знают, что говорят.
16
Благие намерения Фермины Константе разбились о горькую действительность — жизнь на борту «Дракона» начала превращаться в ад.
За бортом стояла невыносимая сорокапятиградусная жара без ветра, и корабль неподвижно застыл посреди узкого пролива. Из трюма дряхлой посудины невыносимо разило прокисшим потом, мочой и рвотой; к этим ароматам примешивался еще и смрад от грязной воды озера, от которого даже слезились глаза.
Даже дышать было тяжело, пот лил со всех градом, а пересечь палубу можно было только с риском для жизни.
— И до каких пор мы здесь будем торчать?
— Пока они не решат выйти в море.
— А если они так и не выйдут?
— В таком случае мы тоже никогда отсюда не уйдем.
Фермина прикусила язык, чтобы не выдать свои чувства, и бледный свет звезд высветил орлиный профиль ее любовника — близился рассвет, лучшее время дня, во время которого можно было двигаться и даже разговаривать, хотя мыслительный процесс требовал неимоверных усилий.
— Уходить и не понадобится, — в конце концов откликнулась она. — Мы просто постепенно высохнем, и однажды кто-нибудь просто смахнет наш прах тряпкой.
Виконт де Тегисе обвел широким жестом окружающую местность.
— Никто тебя не задерживает, — сказал он. — Можешь уйти, когда хочешь.
— Но как?
— Понятия не имею, и это меня не волнует, — ответил капитан де Луна, даже не повернув голову в ее сторону. — Я знаю лишь, что корабль останется здесь, пока это необходимо, но они никогда не покинут озеро.
— Ты как тот человек из сказки, который готов лишиться глаза, лишь бы враг ослеп, да?
— Может, и так, — только голос капитана де Луны оставался ледяным среди жары. — Я поклялся, что отомщу, и исполню клятву, пусть и ценой жизни.
— Но сейчас ты рискуешь чужими жизнями.
— Я им за это плачу.
— И даже жизнью своего сына.
— Пока он не родится, он мне не сын.
— Если мы здесь останемся, то он никогда не родится.
— Мы останемся здесь.
— Ты просто свинья и мерзавец.
Виконт де Тегисе с такой силой сжал ей лицо, что в уголке губ Фермины выступила капелька крови.
— Попридержи язык, а не то клянусь — я выкину тебя за борт, не посмотрю, что ты беременна, — произнес он, не двинув ни единым мускулом. — Меня достала эта жара, но я не собираюсь выполнять капризы портовый шлюхи. Я плачу тебя за то, чтобы вовремя раздвигала ноги и закрывала рот, не забывай об этом.
Будь у Фермины Константе под рукой кинжал, на этом бы и окончилась жизнь капитана Леона де Луны, но кинжала у нее не оказалось, и как бы то ни было, этой блуднице доводилось сносить и более жестокие удары от иных клиентов, так что она предпочла стиснуть зубы и усмирить рвущийся наружу гнев.
Тем не менее, это ночная ссора все же принесла свои плоды, поскольку на следующий день, когда невыносимая полуденная жара пошла на спад, виконт приказал построить на вершине невысокого холма нечто вроде просторной хижины без стен, куда и перебрался вместе с любовницей.