Луис де Торрес был уверен, что деньги, потребованные губернатором в качестве компенсации, тоже никогда не перейдут в руки виконта, но раз уж он взялся вести переговоры о помиловании для немки и ее команды, то решил, что цена за возможность оставить себе корабль и дом не так уж велика.
— Согласен, — сказал он голосом побежденного. — Пятьдесят тысяч мараведи и отказ от прав на доходы с рудника. Когда она может вернуться в город?
— Немедленно, если обещает, что корабль на помощь виконту отплывет через две недели.
Чтобы снарядить корабль, потребовалось еще десять дней, а к тому времени поднялся сильный восточный ветер, задержавший возвращение Луиса де Торреса к ожидающему его «Чуду». Когда он наконец ступил на палубу корабля, все на борту уверились, что его миссия провалилась и вскоре всех повесят на площади Оружия.
— Пятьдесят тысяч мараведи! — воскликнула немка, услышав, какая назначена цена за ее свободу. — Он что, считает нас пиратами?
— Не имеет значения, что считает губернатор, главное — можете ли вы исполнить его требования.
— Могу, — призналась она. — Разумеется, могу, но если меня лишат главного источника дохода, то я окажусь на грани банкротства. Я почти всё вложила в корабль... — донья Мариана глубоко вздохнула и слегка улыбнулась. — Но в конце концов, худшее позади.
— У вас остался дом, — заметил бывший королевский толмач. — И вы можете торговать на своем корабле.
— Он сделан не для этого, — подмигнула ему немка. — Хотя мы могли бы неплохо зарабатывать, поставляя мене в Санто-Доминго.
— Поставляя что?
— «Мене»... То самое, что горело в Маракайбо.
— И для чего кому-то может понадобиться это дерьмо?
— Для того, чтобы жечь.
— Что за чушь! Кто станет покупать жидкость, которая только горит и воняет, даже дым нельзя глотать, как у табака?
— Тоже верно, — ответила она и повернулась к Сьенфуэгосу, молчаливому свидетелю этого странного разговора. — А у тебя есть какие-нибудь идеи, как заработать? — с улыбкой спросила Ингрид.
— Лишь бы не пасти коз!
В то время на Эспаньоле коз и не было, да и Ингрид Грасс мечтала не о таком будущем для своего любимого. Теперь она беспокоилась только о том, как найти занятие для такого активного человека как Сьенфуэгос, чтобы он не чувствовал себя бесполезным и не скучал, когда они устроятся в ее чудесном каменном доме с ухоженным садом.
Для выросшего на свободе в горах Гомеры и проведшего большую часть жизни в скитаниях по неизведанным землям Сьенфуэгоса тихая жизнь в таком спокойном месте как Санто-Доминго могла вскоре стать злейшим врагом.
Яркий и уютный город на берегах реки Осама стал воротами между Старым и Новым светом и готовился в грандиозной кампании по открытию и покорению огромного континента. В его порт прибывали Бастида, Лепе, Охеда, Нуньес де Бальбоа, Кортес, Орельяна, Писарро и многие другие, кто в последующие десятилетия совершили немыслимые подвиги, но тем жарким летом монотонность жизни время от времени нарушало лишь неизбежное недовольство властью в каком-нибудь отдаленном уголке острова или скрытое сопротивление туземных вождей, отказывающихся от новой роли третьестепенных вассалов.
Для Ингрид Грасс это лето стало самым счастливым временем, настоящим медовым месяцем. Она наслаждалась каждым часом, проведенным с мужчиной, о котором столько мечтала, и никак не могла насытиться. А когда поняла, что носит долгожданного ребенка, решила найти для Сьенфуэгоса занятие, которому он мог бы отдать остаток своих жизненных сил.
— Чем бы ты хотел заниматься? — спросила она.
— Охотиться.
— Охотиться? — переспросила немка, слегка озадаченная. — На кого?
— Не знаю... — честно ответил Сьенфуэгос. — Просто мне нужно время от времени возвращаться в сельву, — канарец глубоко вздохнул. — Жизнь в четырех стенах меня угнетает.
— Я знаю. Именно поэтому ты и предпочитаешь спать в саду. Вовсе не потому, что тебе жарко, просто тебе по-прежнему нужно спать на свежем воздухе.
— Я всегда спал под открытым небом.
— Ты чувствуешь себя пленником?
— Пленником? Нет. Скорее я чувствую себя бесполезным, — с величайшей нежностью он положил руку ей на живот, который еще не начал расти. — Я люблю тебя. Люблю тебя больше всего на свете, но ведь это ты работаешь, ты скопила столько денег, ты читаешь книги, а теперь еще и собираешься дать жизнь нашему сыну... — он медленно покачал головой. — А что делаю я? Для чего я годен, кроме того, чтобы развлекать Арайю и Гаитике? Так я уже сто раз им рассказывал, как сбежал от карибов или как Кимари и Аяпель расплавляли изумруды... Это что, и есть мое единственное предназначение? Рассказывать старые байки и делать тебе детей?