Отец критически оглядел новые платья сестер, улыбнулся и покачал головой.
— Небось танцевать собрались?
— Да, — созналась Катя, краснея.
— Ну что ж, танцуйте. В такой вечер можно… Когда-то и я любил танцевать.
Когда Константин Сергеевич и Сережа скрылись за углом, у калитки появился Петушков.
— Миледи, — сказал он, щелкая каблуками и одергивая пиджак, — я к вашим услугам! Нас уже призывают звуки джаза.
Бабушка осталась одна. Она сидела на веранде, чистила Сережиных бычков и тихонько мурлыкала: «По Дону гуляет казак молодой».
За этим занятием ее застал по-праздничному принарядившийся Саша Рыбин.
— С наступающим праздником, бабушка… А можно Катю с Лизой позвать?
— Погоди, — удивилась бабушка, — да разве они не с тобой ушли?
— Ушли? — бабушке показалось, что Саша побледнел, и легкий пушок усов над его верхней губой обозначился совсем четко. — Да ведь они должны были со мной идти в город иллюминацию смотреть…
— Опоздал, милый! Опоздал… А знаешь что? Может, они и вернутся скоро. Садись вот сюда на диванчик, подожди. И мне не так скучно будет.
Саша сел на диванчик и с уважением посмотрел на телефонный аппарат.
— Хочешь, я тебе рыбки поджарю, Саша?
— Что вы, Прасковья Антоновна, я уже ужинал.
Ему было очень грустно.
— А хочешь, книжку почитай, — сказала бабушка, угадывая его настроение. — Вон на подоконнике лежит возле телефона. Катя говорила — очень интересная книжка.
Он полистал книжку. Во дворе стемнело, и на улице зажглись фонари.
— Я немножко погуляю, — сказал Саша. — И потом снова зайду… Можно?
— Заходи, милый, заходи…
Он бесцельно походил по улице — до угла и обратно — и снова появился на веранде.
— Не приходили, Прасковья Антоновна?…
— Да ты не томись, милый, — участливо проговорила бабушка. — А знаешь что, Саша? Давай мы с тобой в картишки сыграем! А? В дурачка подкидного?
— С удовольствием, Прасковья Антоновна, — быстро согласился Саша.
Бабушка посмотрела на него поверх очков и усмехнулась. Известно, что все бабушки, живущие на нашей планете, всегда все понимают, хотя и не подают виду. Она перетасовала карты и сдала.
— Ходи, Саша… Постой… Зачем же ты пиковую семерку бьешь бубновым валетом? Э, братец, да ведь ты и в карты играть не умеешь. Лучше почитай ты, Сашенька, книжку.
Бабушка ушла на кухню, а он долго рассеянно листал книгу, глядя не на страницы, а в окно. Стукнула калитка, и Саша вздрогнул так, словно за его спиной раздался нечаянный выстрел.
Глава ВОСЬМАЯ
Он согнулся над книгой. Легко заскрипело крылечко под чьими-то шагами.
— Добрый вечер, Саша, — услышал он голос Кати.
— Что? — он оторвался от книги и поднял на нее глаза.
— Я говорю, добрый вечер. Ты давно здесь?
— Да нет, только что зашел…
— Читаешь?
— Очень интересная книга… Ты одна?
— А ты знаешь, где мы были?
— Откуда же я могу знать?
— Саша, мы были на балу… Ты не сердишься?
— Нет! За что же?
— Ну, за то, что мы без тебя пошли… А в общем не бал, а чепуха какая-то!
Он закрыл книгу и положил на подоконник.
— А где Лиза?
— Лиза? — Катя вздохнула. — Понимаешь, она еще танцует…
Саша обеспокоенно поднялся с дивана.
— Танцует? Где?
— В каком-то доме на Пушкинской.
— Почему же ты ее бросила?
— Я ее бросила? — рассердилась Катя. — Это она меня бросила! У нее такой кавалер, что ей не до меня…
Сашино лицо медленно заливал румянец.
— Кавалер? — передохнув, спросил он. — Какой кавалер?
— Петушков.
— Ты шутишь… — растерянно улыбнулся Саша. — Этого не может быть! Ведь он…
— Что он? Глуповат? Зато одет по-модному…
— Тише! — остановил ее движением руки Саша. — Идут! На улице звучали чьи-то голоса, потом раздался девичий смех, и они ясно услышали, как Петушков сказал:
— Пардон, прошу в калитку.
Несколько фигур мелькнуло на дорожке. Дробно стуча каблучками, на веранду вбежала Лиза.
— Ах, ты уже здесь! — возмущенно зашептала она Кате, не замечая Саши. — Ну, знаешь, этого я от тебя не ожидала! Почему ты ушла с бала?
Саша с гулко забившимся сердцем смотрел на Лизу. Как она была красива в своем новом «взрослом» платье! Он не сводил с нее полных восхищения глаз, но где-то в глубине души ему вдруг стало очень жаль, что исчезла та, былая Лиза, в простом ученическом платье, в котором он привык ее видеть каждый день. И в нем вдруг поднялось возмущение против этого яркого Платья с какими-то сложными оборками, словно эти оборки стали преградой между ним и его давнишней приятельницей.