— Воздух здесь, папаша, как эликсир, — снова услышал он голос зятя. — Каждый врач вам скажет, что воздух — главный лечебный фактор в вопросах долголетия. — Он шумно подышал носом, достал носовой платок и высморкался. — Ведь правда, папаша, грандиозный воздух?
— Да, — сказал Илья Ильич печально.
— Не воздух, а бальзам для пенсионеров! — рассмеялся зять, довольный тем, что говорит так красиво и убедительно. — Как вы находите, папаша?
— Да…
Орешник кончился, потянулся луг, заросший высокой, мокрой от росы травой, и впереди заблестела под солнцем излучина Дона.
— А вот мы уже и пришли в наше поместье… — без причины засмеялся зять. — Позвольте я вас поддержу под ручку, а то здесь крутой спуск.
— Не надо! — вдруг сердито сказал Илья Ильич и вырвал руку. — Мне не сто лет! Послушайте, дети, зачем вы бегаете по траве? Тут же есть тропинка! У вас же, наверно, мокрые платья и мокрые штаны!
Илья Ильич легко сбежал с горки и увидел за штакетным забором полнотелую, темноволосую дочь Аню, которая неторопливо шла им навстречу мимо аккуратно выбеленных стволов молодых яблонь и вишен. По-видимому, дочь только что кончила их белить, ее фартук был забрызган известью, лицо раскраснелось, на носу и на подбородке поблескивали капельки пота.
— Вот замечательно! — открывая калитку, певучим голосом сказала дочь; ее глаза, такие же большие и темные, как у Лени, светились довольством и радостью. — Сейчас будем завтракать. О, как много детей! Это хорошо, Леня не будет скучать… Папа, а у нас гость.
— Кто же? — удивленно спросил Илья Ильич.
— А вот иди в дом. Это к тебе.
— Нежданный сюрприз! — проворковал зять, передавая жене авоську. — Осторожно, Анечка, не разбей, там коньячок!
Илья Ильич не был на участке с прошлого года, когда дом еще не начинали строить, и теперь, несколько удивленный, рассматривал новое строение с террасой и мансардой под высокой черепичной крышей. Конечно, он слышал, что зять хочет строить дом обязательно с мансардой, но, занятый своими делами, не придал тогда услышанному особого значения: дачи, сады, огороды никогда не занимали его мыслей. И этот садовый участок он взял на фабрике только потому, что его очень уговаривали дочь и зять.
— Да вы, друзья, с ума сошли! — сказал Илья Ильич мрачнея. — Я не помню, что именно можно строить по закону на садовом участке, но только уж не такой терем!
— Так ведь не мы одни, папочка! — снисходительно улыбнулась дочь.
— Это не отговорка!
— Что касается дома, — сказал зять, — то все вопросы уже урегулированы по инстанциям. Вам, как почетному производственнику, сделано исключение и в смысле планировки дома и в смысле строительных материалов.
Притихшие дети стояли у забора с букетиками цветов в руках. Сережа видел, как вдруг побледнел Илья Ильич. Конечно, Сережа не мог знать, о чем он сейчас думает. А Илья Ильич думал о том, как его зять, этот большой плечистый мужчина с наметившимся брюшком, ходил по разным инстанциям, спекулировал его именем старого, заслуженного работника, упрашивал, доказывал… Только этого позора ему не хватало на старости лет!
Он почти с ненавистью взглянул на зятя.
— Папочка, — очень ласково сказала дочь, — ты всегда из мухи делаешь слона… Иди же, тебя ждут. А я детям дам молока. Мне как раз сегодня принесли из колхоза целых три литра. Дети, хотите молока?
— Хотим! — дружно ответили октябрята.
Илья Ильич поднялся на застекленную террасу.
За круглым столом, склонившись над газетой, дремал Федор Тихонович. Поблекшее лицо его, с опущенными темными веками казалось усталым и грустным.
— Федя! — тихо ахнул Илья Ильич. ‘
Федор Тихонович испуганно встрепенулся и замотал головой.
— Приехали? — невнятно пробормотал он, поднимаясь, и провел ладонью по глазам, словно силясь смахнуть дрему. — Вот и я приехал… Не ждал, Илья? — Он вдруг широко улыбнулся, и его лицо сразу посветлело и помолодело от этой мягкой улыбки. — Понимаешь, Илюша, я думал тебя дома застать. Звякнул по телефону, ну, а соседи говорят, что тебя уже нет дома… А тут как раз фабричный автобус подвернулся… Я и приехал… Как видишь, даже раньше тебя.
— Да что случилось, Федя?
— А ничего… — Федор Тихонович смущенно помолчал. — Идем погуляем, Илюша.