Бабушка подняла от печки раскрасневшееся лицо и подозрительно посмотрела на Сережу: такой голос у него бывает, когда он в чем-нибудь провинится.
— Небось есть-то хочешь?
— Самую чуточку, бабуся…
Она усмехнулась и притянула его к себе… От нее передавалось печное тепло и очень вкусно пахло топленым маслом. А от мягкой бабушкиной щеки просто исходил жар.
— Проголодался, постреленок! — она протянула ему пышный пирожок, ароматный, поджаристый и такой горячий, что в руке держать больно.
Нет, видно, несправедлив был Сережа, когда думал, что бабушка любит одну только Лизу…
Глава ВТОРАЯ
Когда легли спать, отец проговорил негромко:
— Ну, Сергей, рассказывай.
«Начинается», — подумал Сережа, сжимаясь под одеялом, но недрогнувшим голосом спросил:
— А что рассказывать, папа?
Отец потянулся в постели, зевнул.
— А разве тебе не о чем рассказывать? Что за странный вопрос?
Действительно странный вопрос! Всякий раз, когда они одни оставались в своей комнате, Сережке было о чем рассказывать. А сегодня, выходит, не о чем! Хорошо, что погашена лампа, а то отец увидел бы, как он покраснел.
На улице прямо против окон горел раскачиваемый ветром фонарь, и в комнате — колебались, убегали и снова появлялись какие-то непонятные тени. В полумраке Сереже был виден отцовский профиль. Он четко выделялся на белой подушке. Высокий лоб, мохнатые, сросшиеся на переносице брови, крупный нос с горбинкой и полные, добродушные, как у мальчика, губы. Тени и светлые блики скользят по его лицу. Подбородка не видно — закрыт кончиком одеяла, но Сережа и так хорошо представляет отцовский подбородок: округлый, жесткий, чуть раздвоенный посредине. После бритья он делается матово-фиолетовым — такая густая у отца борода. Соседи говорят, что Константин Сергеевич похож на Григория Мелехова. Но Сережа не согласен: он видел в летнем кино из-за забора одну серию «Тихого Дона», и Григорий Мелехов ему нисколечко не понравился. Даже сравнивать нельзя! Мелехов на лошади, а отец на электровозе. И вообще Мелехов контрик, а отец коммунист. Что у них общего?
Отец молчал — ждал, что расскажет сын. Сережа лежал на кушетке, опираясь подбородком на ладонь, и мучительно думал: с чего начать?
— Пап, меня октябрятским вожатым назначили… — сказал, наконец, Сережа и прибавил жалобно: — Вот не было печали!
Отец повернул к сыну лицо.
— Слушай, Сережа, это же замечательно!
— Что, пап?
— То, что тебе дали такое ответственное поручение!
— Ответственное?
— Очень! Значит, тебя уважают в дружине. Ну, брат, ты меня обрадовал! Очень я рад за тебя! Поздравляю!
— Но, пап, я же не могу воспитывать детей! — воскликнул Сережа.
— Научишься, брат… Вожатая поможет, да и сам ты парень смышленый.
— Я даже не знаю, с чего начинать…
— А ты вспомни, что любил сам, когда был октябренком.
— Играть… — подумав, сказал Сережа.
— Я думаю, что октябрята тоже любят играть. А уж играть-то ты умеешь! Придется тебе, конечно, почитать кое-что, попроси литературу про октябрят.
— Вожатая сказала, что во Дворце пионеров будет семинар для нас.
— Это хорошо! Но знаешь, что самое главное для октябрятского вожатого? Во всем быть примером для детишек. Иначе, брат, полный провал!
— Да…
— Вот в двадцать четвертом году я сам был октябренком, и дали нам одного шалопая в вожатые. Так он, помню, пришел на сбор с папиросами «Наша марка»… А на следующий день двое наших мальчишек тоже «Нашу марку» купили!
— Папа, я же не курю! — искренне возмутился Сережа.
— Я для примера тебе говорю… Можно ли детишкам говорить — не кури, если сам куришь?
— Нельзя!
— Можно ли их научить честности, если сам врешь?
У Сережи над верхней губой выступили капельки пота.
— Пап, я не вру…
— Да кто же тебя обвиняет, милый ты мой!
Сережа облизнул пересохшие губы.
— Пап, я давно хочу сказать… — его голос задрожал. — Я новые Штаны порвал…
— Это, брат, плохо, — кашлянул отец. — Сильно?
— Сильно… Нельзя починить…
— Гм… Но ты все-таки покажи бабушке, может, она и починит. В этом отношении она волшебница…
— И еще, пап, я сказать хотел…
— Еще? Ну, давай выкладывай!
— Я нечаянно, честное слово!
— Что?
— Стекло у Петушковых выбил…
Отец помедлил.
— Ну, то, что это безобразие, я тебе говорить не буду, потому что ты и сам знаешь…
— Да, — тихо прошептал Сережа.