Выбрать главу

— Можно и Тимошей, — покорно согласился Саша.

Тимоша категорически отказался от молока. Он лежал возле блюдца неподвижным колючим колобком, высунув кончик влажного, глянцевитого носика.

— Ничего не выйдет, Лиза, — робко улыбнулся Саша. — В энциклопедии написано: еж — ночное животное.

— А я выработаю у него рефлекс, — уверенно сказала она. — Вот посмотришь, приучу его есть днем, по звонку! У Сережки есть маленький колокольчик… Позвоню колокольчиком, и будь любезен — пей молочко!

Из-за кустов нераспустившейся сирени, стукнув отодвигаемой в заборе доской, вышел молодой человек с усиками в очень узеньких зеленых брюках и пестром пиджаке.

— А ну-ка, брысь с дороги, детский сад! — снисходительным тенорком сказал он и, шагнув через ежа, опрокинул каблуком блюдце с молоком. — Пардон, мадемуазель!

— Можете не извиняться! — сердито вскрикнула Лиза, поднимаясь. — Вы, Петушков, пожалуйста, не ходите через наш двор.

— Не груби взрослым, девочка! — процедил сквозь зубы молодой человек. Он вынул блокнот, вырвал листок и, поморщившись, вытер капельки молока со своего модного ботинка.

— А в самом деле, — сказал Саша, — почему бы вам не ходить через собственную калитку?

Петушков молча пошевелил усиками, неторопливо свернул листок в комочек и щелчком отбросил его за ворота. На его бледном лице отчетливо было написано презрение.

— Детский сад! — повторил он и скрылся за калиткой.

— Терпеть не могу этого пижона! — мрачно сказала Лиза. — Его скоро из Ростова как тунеядца выселят!.. Слушай, Сашок, а где же Тимоша?

— Укатился под веранду…

— Ну, теперь без Сережки его не достать оттуда. — Она посмотрела на ручные часы. — Кстати, почему это он так долго из школы не возвращается?

— А он сегодня первый сбор с октябрятами проводит, — сказал Саша. — Ты знаешь, мы на совете дружины утвердили его вожатым октябрятской звездочки.

— Знаю, — фыркнула Лиза. — Только какой он вожатый? Он же несерьезный мальчишка!

— А по-моему, он мировой парень! — улыбнулся Саша. — Сегодня на большой перемене все время канючил, чтобы я ему литературу про октябрят дал… К сожалению, у меня не было. Слушай, Лиза, становится прохладно. Идем в дом, я тебе покажу, что нам на завтра задали.

Они просидели в доме не меньше двух часов, решили, задачи по физике и алгебре, а Сережа все не возвращался. Обеспокоенная бабушка заглянула в Лизину комнату.

— Лизонька, не случилось ли чего с Сережей?

— От этого сорванца всего можно ожидать! — с сердцем сказала Лиза. — Давай, Саша, сходим в школу.

— Но ведь ты больна!

— Что ты! Давно здорова!

Лиза надела пальто, и они отправились в школу.

Далеко за городом, за переплетами гигантской башни телевидения, садилось солнце, но улицы все еще были по-весеннему оживленны. Там и тут гуляли парочки… Мальчишки гоняли голубей. Девочки скакали на тротуарах через веревочку.

Весна широко плыла над городом. Вечернее сиреневое небо было бесконечно высоким и чистым. Стайка воробьев оглушительно скандалила на перекрестке двух улиц. С крыши какого-то дома доносился пронзительный, полный невыразимых чувств кошачий стон. Ласковый ветер дышал теплом, солоноватыми запахами недалекого моря.

— Так я и думала, — сказала Лиза, останавливаясь у ворот школы. — Здесь уже давно никого нет. Наверно, Сережка на Дону блукает, — прибавила она, подчеркивая это распространенное на юге России слово — «блукает», что означает — шатается без всякого смысла. — Ну, конечно, Саша, ведь на Дону ледоход! Где же еще быть Сережке?

— Пойдем все-таки посмотрим, что делается в пятом «Б».

Они прошли мимо задремавшей нянечки, поднялись на второй этаж и в пустом коридоре еще издалека услышали ребячий визг, доносящийся из пятого «Б». Потом послышался глухой удар и резкий свисток.

— Сумасшедший дом, а не класс! — сказала Лиза и рванула ручку двери.

Они не сразу поняли, что происходит в классе. Сначала они увидели Сережу. Он стоял на стуле с засученными рукавами, со свистком в руке. Его волосы были взъерошены, а глаза на раскрасневшемся лице сверкали и излучали вдохновение.

— Пасуй направо! — запальчиво кричал он кому-то. — Я говорю, направо! Стой! Я говорю, стой!

Потом они увидели двух мальчиков и трех девочек, которые, толкаясь и размахивая руками, сновали между сдвинутыми партами. Они задыхались от усилий, посапывали и попискивали. Они были мокрыми, как мыши, от них поднимался пар, но на их пунцовых лицах был написан восторг.