В сенях Катя шепнула Вале:
— Сообщи, что на днях из Румынии прибывает карательная экспедиция — пять тысяч солдат. И еще скажи, чтобы поторопились прислать мину. Там знают, для чего…
Обняв и расцеловав нас, Катя прибавила:
— Большая вам благодарность, ребята, от партии и комсомола за операцию на складе!
Глава ОДИННАДЦАТАЯ КЛАД
К утру мы добрались до избушки лесника. Собственно, самой избушки не было: на том месте, где она когда-то стояла, виднелись обгоревшие бревенчатые стены. В маленьком дворике с разрушенным жердяным забором кое-где виднелись сухие, прибитые дождями кусты картофеля. Судя по тому, что весь дворик был изрыт, и по тому, что там и тут серела зола костров и валялись жженые картофельные очистки, многие путники останавливались здесь на привал, чтобы подкрепиться печеной картошкой.
Высокие сосны и ели близко подступали к пожарищу, кругом было пусто и тихо, пахло хвоей и отсыревшим горелым деревом.
Я посмотрел на маму. Она стояла, покачиваясь и тяжело дыша. С каждым вздохом ее худенькие плечи приподнимались, словно вздрагивали.
Она с большим трудом проделала весь этот путь, и теперь, как видно, силы оставляли ее. Я помог ей сесть на траву; она прислонилась к стволу дерева и закрыла глаза.
— Валя, что же это? — тихо и подавленно спросила тетя Нюша. — Никого нет…
Валя молча всматривалась в чащу. И вдруг бросилась вперед:
— Мама!
Из-за деревьев показалась женщина в светлом вязаном платке. За ней шел высокий сутулый мужчина.
— Леня! — вскрикнула тетя Нюша.
— Сюда, сюда! — взволнованным басом говорил дядя Леня. — Витюша, да веди же маму… Здравствуй, Нюшенька, здравствуй, любимая! Вот благодать-то у нас в отряде будет. Ты же такая кулинарка! А у нас как раз повара не хватает…
За кустами, на маленькой полянке, стояла подвода с распряженной лошадью. Рядом виднелась фигура большого седобородого человека, опирающегося на винтовку.
— Дядя Леня, — воскликнул я, — а где же твоя борода?
— А ну ее к лешему, Витюша! Надоела. Не привык я к ней, так волосы в рот и лезут Рассердился один раз да и сбрил, — говорил он, обнимая одной рукой тетю Нюшу, а другой просиявшую, улыбающуюся маму. — Идемте, дорогие мои. Садитесь на телегу, отдыхайте… Анна Павловна, хватит вам с дочкой целоваться. Вы же вчера виделись…
Я оглянулся. Следом за нами шли в обнимку Валя и ее мама.
— Эта ночь, Леонид Федорович, была для меня больше года, — сказала Анна Павловна, не спуская с дочери увлажненных глаз. Валя держала в руке зеленый беретик, а платок с головы Анны Павловны сполз на плечи, и теперь было ясно, как походили друг на друга эти русоволосые и светлолицые мать и дочь. Даже одевались они одинаково: на дочери было такое же, как на матери, зеленое пальто, которое Валя надела поверх лыжного костюма и из которого, как мне показалось, чуточку выросла.
— Я, кажется, плачу, — говорила Анна Павловна, пытаясь улыбнуться. — Не обращайте, пожалуйста, на меня внимания… Вы не представляете, как было трудно, Леонид Федорович. Особенно в последнее время, когда немцы начали подозревать… Я так за нее волновалась… — она быстро взглянула на Валю. — Ну, кажется, этот кошмар кончился!
Дядя Леня вздохнул.
— Ох, не кончился, Анна Павловна! Много еще драться будем.
— Пусть много, Леонид Федорович, но зато будем среди своих. Кажется, и умереть не так страшно, когда кругом свои.
— И когда же это все кончится, Леня? — у тети Нюши, совсем как у маленькой, задрожали губы. — Сколько еще терпеть надо?
— Придется еще потерпеть, Нюшенька.
— И какого черта эти, как их называют, союзники топчутся! Чего они не дерутся?
— На них надежда плохая, Нюша.
Анна Павловна кивнула головой:
— Да, да! Мне даже один гестаповец как-то говорил, что русские напрасно надеются на американцев и англичан. Это ошибка истории, что американцы и англичане считаются союзниками русских, говорил он. А по логике вещей они, мол, союзники Гитлера, потому что в равной степени ненавидят коммунизм.
— А может, они уже помогают Гитлеру? — с беспокойством спросила мама, которую дядя Леня усаживал на телегу.
— Так если не воюют, разве это не значит, что помогают? — ответил он. — Ребятки, а вы тоже садитесь. Небось устали.
— Я ужасно устала, — виновато улыбнулась Валя. — А ты, Витя?
— Нет, я ничего, — сказал я, хотя на самом деле у меня ныло все тело.
— Так это Витя? — внезапно спросила Анна Павловна и впервые очень внимательно посмотрела на меня. В ее усталых голубых глазах затеплилась улыбка, и на виски от глаз протянулись паутинки морщинок. Она неожиданно сделала шаг ко мне, привлекла к себе и поцеловала в лоб.