Гриша лежал в постели, закрытый по самый подбородок одеялом: он был, видимо, болен, и Саша ухаживал за ним. Я, шатаясь, подошел к столу и сел. «Спать, спать…» — думал я и вдруг, как сквозь туман, услышал, как Валя тихо спросила:
— Где Воронковы?
— Потом, потом расскажем, — сказал Саша. — Ложитесь спать. На вас смотреть страшно!
— Спа-ать… — с трудом выговорил я непослушным деревянным языком.
Саша уложил меня на диване, и мою голову словно какой-то тяжестью придавило к подушке.
Когда я проснулся, было светло. Заснеженное дерево за окном ослепительно искрилось на солнце. Саша сидел возле постели Гриши и о чем-то шептался с ним. Увидев, что я поднял голову, они повернули ко мне лица.
— Где мои валенки? — спросил я, спуская с дивана ноги.
— Сохнут на печке, — сказал Гриша. — Саша, принеси ему…
Саша ушел в соседнюю комнату, и я слышал, как он там говорил:
— Бабуся, все встали, можно завтракать.
От слова «завтракать» у меня засосало в желудке.
Я надел теплые, почти горячие валенки. Приятная теплота потекла от ног по всему телу.
Вошла Валя, вытираясь на ходу полотенцем.
— Ты проснулся, Витя? — спросила она и попыталась улыбнуться. Но улыбка на ее бледном лице получилась какой-то невеселой, необычной. У нее задергался подбородок, она села к столу, закрыла глаза ладонями и заплакала.
— Валя! Что такое? Почему ты плачешь? — вскочил я.
— Случилось большое несчастье, Витя…
Я посмотрел на мальчиков. Саша хмуро сказал:
— Арестовали всех… И Воронкова, и Нину, и Катю…
Теперь мне стало понятно, почему сожжен дом сапожника — милого, хорошего и ворчливого старика. Соседи рассказали Саше, что, когда к Воронковым явились гестаповцы, он проломил одному из них череп сапожным молотком. «Я политикой не занимаюсь…» — вспомнил я слова Воронкова и подумал о том, какая это была замечательная семья — отец и две дочери. Семья честных и смелых советских людей. У меня до боли сжалось сердце и перехватило дыхание.
Валя вытерла глаза.
— Я не знаю, как нам поступить, ребята, — негромко заговорила она. — Я не знаю, кому передать мину… В городе действуют, конечно, и коммунисты и комсомольцы, но я была связана только с Катей и мамой.
— А тут и думать нечего! — ответил Саша. — Сами нефтебазу подорвем!
— Тише!.. — поднял я палец, увидев бабушку Гриши, вносящую завтрак.
Гриша успокоил меня:-
— Она, Витя, ничего не слышит. Старенькая. А вообще бабушка у меня хорошая, можете не беспокоиться.
После завтрака Саша ушел на разведку. Валя и я сидели подле окна, печально поглядывая на улицу. В воздухе медленно кружились снежинки.
Вскоре вернулся Саша и сообщил, что ему удалось точно выяснить, как лучше пробраться на нефтебазу. Когда стемнело, мы вышли из дому. Гриша смотрел на нас в окно, вытянувшись на постели, и помахивал рукой…
…Чего-то мы не рассчитали. В лесочке, неподалеку от которого гитлеровцы основали свою нефтебазу, нам следовало выждать подольше, пока не наступит полная темнота. А Саше, который пополз от лесочка к нефтебазе, надо было надеть на себя что-нибудь светлое. Об этом я подумал лишь тогда, когда увидел, что он очень заметен на снегу. Но Саше удалось добраться до огромной цистерны, и в ее тени мы на минуту потеряли его из виду. Мне почудилось, что я слышу, как щелкнула на магнитной мине чека, выдернутая Сашей, и я подумал, что теперь мина, наверно, уже присосалась к железной цистерне и что сейчас Саша поползет обратно. И действительно, через несколько секунд мы увидели его на снегу. Он полз к нам, торопливо загребая снег руками, чуть выгнув спину.
— Присосалась! — горячо шепнула Валя.
Мы стояли за деревом, не сводя с Саши глаз. Когда он был уже совсем близко от нас, раздался испуганный крик часового:
— Хальт!
Саша вскочил и побежал. И сейчас же загремели выстрелы. Он упал с разбегу в сугроб в нескольких метрах от нас и больше не шевелился.
— Саша! — громко крикнула Валя, так громко, что ее,
должно быть, услышали часовые. Мы бросились к Саше, попытались приподнять его и оттащить за деревья.
В ту же минуту оглушительный взрыв страшной силы потряс все кругом, земля заходила под ногами, и резкая боль пронзила мою руку.
— Саша… Саша… — как стон, повторяла Валя.
Его тело было тяжелым и непослушным. На снегу, на том месте, где он лежал, я вдруг увидел большое темное пятно.
С каждой секундой оно расплывалось все больше и больше. «Кровь!» — с ужасом подумал я и понял, что мой друг убит. Но я все еще шептал задыхаясь: