- Вам нужен отдых, прежде всего, от самой себя и того груза беспочвенных жертвоприношений, что вы уже сделали в своей жизни, начиная с Николя и заканчивая специальной операцией служб в банке.
- Почему вы так разговариваете со мной? Позволяете себе подобные вольности?
- Потому что я психолог, а вы - мой клиент. Мне важно, чтобы вы всё осознали сами, приняли мир таким, каков он есть, называли чёрное - чёрным, а белое - белым. Чтобы научились отличать тон жизни от тональности жертвенности.
- И отдых что-то решит? - хрипло спросила я.
Филиппов поднялся из кресла, налил в чистый стакан воды из безупречного прозрачного графина, подошёл ко мне, протянул ёмкость, и, когда я приняла её, уселся рядом.
- Ваша проблема не в том, что произошло с вами два месяца назад в банке. Это всего лишь страшная случайность, усугубившая ваше общее восприятие. Трагедии могло и не произойти, но ваша личность продолжала бы трансформироваться, появились бы фобии, и этот процесс был бы необратим.
- Я боюсь, - призналась я, вертя стакан в руках.
- Чего?
- Мне страшно оказаться в незнакомом месте из-за... Потому что... Они почти все погибли, те... Преступники. Остались двое. Они... Я в тот день пошла в банк, потом... Всё случилось. Папа говорил мне сделать вылазку в банк через два дня, но я решила иначе и оказалась... в трудной ситуации.
- Почему вы не называете вещи своими именами? То, через что вам пришлось пройти, вовсе не «трудная ситуация». Вы подменили понятие. Вы всё ещё не можете признать себя заложницей?
- Не уверена. Просто беспокоюсь, что здесь я, в родном городе, на родной земле, а там... Вдруг всё повторится?
Выражение глаз психолога не изменилось, он по-прежнему смотрел на меня внимательно и спокойно. Это радовало, вселяло в душу уверенность.
Врач облизнул губы и произнёс:
- А что если вам поехать отдыхать на остров? Материк опасен, а там - только отдыхающие. Лучше поехать туда, где вы окажетесь в кругу людей из вашего общества.
- Возможно.
- Нет-нет, - улыбнулся мужчина, - никаких «возможно». Это не предложение - предписание врача. И ещё... Что если вам сменить амплуа и стать не Монтсеррат Эдельшталь - девушкой в строгом костюме и с гладкой причёской, а Монтси, просто Монтси. Так вас называют друзья? Так ведь?
- Совершенно верно, - кивнула я и отпила из стакана, ведь голос продолжал хрипеть. - Я сменю имидж и попробую жить неделю в шкуре Монтси, хотя именно Монтси стала жертвой Николя и...
- Ваш паспорт, пожалуйста, - вторглась в мои воспоминания красивая девушка с деланной улыбкой.
Я огляделась. Народу вокруг много, все спешат на рейсы.
Поправив распущенные по плечам волосы, я невольно передёрнула плечами - давно не носила такую причёску. Да-а-а, скоро будет пять лет, как перестала это делать.
Разрыв с Николя заставил меня окунуться в работу, в создание двух собственных фирм. Папа помог, как и обещал - начальным капиталом, но это было его единственное вложение в мой бизнес. Я всё выстроила с нуля, вынудила вертеться, работать, приносить доход. Самое сложное - это создать детективное агентство, но на моё счастье появился Роб. Я долго искала кого-то похожего на него и дорожила господином Кастильо.
Николя нравились девушки с элегантными причёсками, ухоженные и утончённые. А я любила Николя, причём до такой степени, что попыталась походить на тот образ, что он боготворил. Николя было по душе называть меня полным именем Монтсеррат Романо, и я тянулась за фамилией, за именем, наполняя и отождествляя их с образом моей любви, иконой - Николя. Понимаю, это глупо, но и после расставания я продолжала быть той самой Монтсеррат Романо, на которую он обратил внимание.
Впрочем, изменения всё-таки произошли - сменила фамилию на девичью фамилию мамы. Мне показалось таковое правильным, ведь собиралась добиться всего сама, не опираясь на известного в мире бизнеса отца.
До сих пор воспоминание о реакции папы на перемены в моих документах вызывало приступ неподконтрольного страха. Ничего сказано отцом не было, зато взгляд оказался весьма красноречивым.
Ох, если бы не мама, страшно подумать, что последовало бы дальше. Ух!
Но буйный нрав господина Романо всегда растворялся под воздействием чар тихого, спокойного голоса жены. Если не вдаваться в подробности, то через три месяца отец смирился с тем, что я стала Эдельшталь, и даже начал со мной изредка разговаривать.
Сейчас всё наладилось, и папа лестно отзывался о том, как я вела дела и справлялась с довольно сложным бизнесом.